-- Вы уже затрахали
всех, -- огрызнулась продавщица. А
подружка усмехнулась: -- Просто ты ему
нравишься.
Услышав шум, в зал
вышла заведующая.
-- Чем вы недовольны?
-- Почему меня
обсчитывают ваши продавцы? --
возмутился Дмитрий.
-- Не переживайте вы
так, -- успокаивающе произнесла
заведующая. -- Сейчас все воруют,
начиная от меня и кончая президентом.
А что поделаешь? Иначе не прожить.
-- А вот я не ворую.
-- Тогда, наверное, вы
сумасшедший. Только ненормальный
сейчас не ворует. Думаете, нас не
обманывают? Сегодня вот опять
подсунули фальшивую купюру. Всем
нужны только деньги! А вы разве
никогда никого не обманывали?
-- Я стараюсь жить
честно.
-- У вас просто плохое
настроение, -- сказала продавщица, --
вот и нам портите.
-- Ты что, не знаешь с
кем разговариваешь? -- прошептала ей
заведующая, и, поглядывая на Дмитрия,
покрутила пальцем у виска. -- Есть люди,
которые сами не могут позволить себе
дорогие покупки, так стараются и
другим не дать купить.
-- Ладно, верните
деньги, -- примиренчески сказал
Дмитрий, чувствуя свою вину.
-- Не могу. Вы уже
купили товар.
-- Тогда заберите его к
чёртовой матери!
Дмитрий со злостью
швырнул свёрток на прилавок.
-- Вы давно из
диспансера?!
Он кричал, а ему
хотелось плакать; он злился от жалости
к себе, потому что хотел любви, искал и
не находил, жаждал веры, а натыкался
на обман, искал сочувствия, а получал
равнодушие; он ненавидел всех и вся,
мечтая, чтобы кто-то его понял, пожалел
и приласкал, но каждый защищал
только себя.
Вдруг продавщица
заплакала. Дмитрию стало стыдно.
-- Извините, я не хотел
вас расстроить, -- как можно мягче
сказал он.
-- Такого с утра
встретишь, потом весь день как
заведёная ходишь, -- процедила сквозь
зубы продавщица. -- Как только с вами
супруга живёт?
-- Несчастная твоя
жена, если только ещё не сбежала, --
поддержала заведующая.
Дмитрий зло
усмехнулся.
-- Наверное, ему жена
с утра не дала, вот он и злится.
"Зачем
поскандалил? Или продавщица права?
Но что делать человеку, когда он
сталкивается с несправедливостью?
Ведь люди часто творят зло лишь
потому, что надеются не получить
отпор".
-- Напрасно вы им это
говорили, -- обращаясь к Дмитрию,
сокрушённо сказала пожилая женщина.
-- Они всё прекрасно понимают. Я
проработала в торговле двадцать пять
лет, и все их хитрости знаю: и как они
срок годности продлевают поддельно, и
как с ценами манипулируют, и как кассу
снимают, и как уценённый товар
продают по прежней цене, и чеки
выбивают на заниженную сумму, чтобы
левый товар продать. Тут своя мафия.
Если не будешь вместе с ними заодно --
выживут, как меня выжили. Когда на
меня недостачу повесили, я не
выдержала, и ушла, потому как воровать
не захотела. А они как сидели, так и
будут сидеть, и ничего с этим не
поделать. Только нервы себе испортите.
-- Оскорбили человека
в магазине, он пришёл домой и
повесился, -- сказал стоящий рядом
мужчина.
-- Дурак.
-- А может, он в жизни
разочаровался, что правды на земле
нет, оттого что Бога нет.
-- Всё равно дурак.
Проходя через отделы
магазина, Дмитрий вдруг услышал:
-- А вот и мой любимый
покупатель. Я то думаю, куда подевался
всезнающий наш. Скучно уж без тебя.
Дмитрий остановился
и равнодушно сказал:
-- Здравствуйте.
-- Почему вы ничего не
покупаете? -- кокетливо улыбнулась
молоденькая продавщица. -- Купите хотя
бы конфет своей женщине.
-- Я один.
-- Неужели вам не
скучно жить без женщины?
-- Без женщины
тяжело, но с ней ещё тяжелее.
-- Тогда купите себе.
-- Себе жалко. Да и
денег лишних нет.
-- Как вы себя не
любите! Тогда купите мне.
-- Да у него снега
зимой не выпросишь, -- вмешалась
кассирша.
-- Хорошо, давайте, --
сказал Дмитрий. Ему почему-то
захотелось сделать ей приятное. -- С
вашей внешностью нужно работать
фотомоделью, а не продавцом.
Девушка смутилась.
Видимо, прежде ей таких комплиментов
никто не делал.
Дмитрию нравилось
совершать необъяснимые, внешне
бесцельные, кажущиеся абсурдными
поступки, в которых только и
проявлялось его истинное я.
Заплатив за конфеты,
он обнаружил, что на сдачу кассирша
дала лишние деньги. Дмитрий без
колебаний вернул их.
-- Никто со мной ещё
так не поступал, -- удивилась кассирша.
-- Совесть дороже.
Положив конфеты на
прилавок, Дмитрий направился к
выходу.
-- Это мне? -- успел
услышать он удивлённый возглас.
Проходя мимо
газетного киоска, в глаза бросились
заголовки журналов: "Как утолить
жажду любви?", "Девушка на
одну ночь", "Меня
изнасиловали".
"Они что, все с
ума посходили?" -- зло подумал
Дмитрий.
-- Чего хотите? --
увидев потенциального покупателя,
спросила продавщица.
-- Кто бы мне сказал,
чего я хочу?
-- Купите самый
популярный сейчас журнал "Вне
закона". Интересная подборка:
"Я убила своего мужа",
"Рабыни любви ", "Я --
бывшая мужчина".
-- А я бывший
женщина, -- усмехнулся стоящий рядом
мужик.
-- Вот интересно ещё:
"Женщины насилуют мужчин. Их
становится всё больше", --
рекламировала свой товар продавщица.
-- Где бы таких найти?
-- зачарованно произнёс тот же мужик.
-- Нет любви, нет, --
согласилась продавщица. -- Полюбишь
одного, а у него челюсть вставная.
На автобусной
остановке, как обычно, толкались люди,
пытаясь влезть в подошедший автобус.
Со всех сторон Дмитрия окружали
женщины. И вдруг неожиданно для себя
он стал пропускать вперед себя
женщин, одну, вторую, третью.
-- Пропустим
представительниц слабого пола,
уступим место девушкам.
Женщины,
удивлённые, улыбались.
-- Ты что, спятил?! --
возмутился мужчина средних лет.
Двери уже
закрывались, когда кто-то из мужчин
протянул Дмитрию руку и помог влезть
в салон. Стоя возле женщины,
державшей на коленях сетку с пустыми
бутылками, Дмитрий подумал:
"Может,
напиться? -- Но сразу же отверг эту
мысль. -- Нет, водка не заполнит
пустоты, не придаст смысл
бессмысленности существования".
-- Посчитай, мил
человек, -- обратилась к Дмитрию
старушка, -- а то я совсем слепая стала,
не вижу; мне ведь уже девяностый год
пошёл. Сама-то я различить не могу
монетки, а люди берут с ладони и
обманывают меня. Совести у них нет. А у
меня на каждый день денежка
посчитана. И всё равно чуть-чуть да не
хватает. Что ж за жизнь такая!
Моченьки моей больше нет терпеть. Вот
бы уж машиной лучше задавило. Только
чтоб насмерть. А то ведь собьёт, и
будешь лежать никому не нужная. Я
ведь три инфаркта перенесла. Теперь
побираюсь. На хлеб чтобы. Только таких
как я нынче много. На всех милостыни
не хватит.
Сидевшая напротив
дама прятала за воротом пальто кошку,
а та высовывала мордочку и с
любопытством осматривалась.
-- Вот к доктору везу, --
объяснила хозяйка. -- Хочу вылечить.
Нашла её в коробке, кто-то, видать,
выбросил: лапы у неё были сломаны,
ходила под себя. Уж вторую приютила,
хотя самой есть нечего.
-- Может, не лечить
тогда, раз денег нет?
-- Так ведь помрёт.
Жалко. Каждый ведь жить хочет.
-- Не каждый. Умереть
может быть даже лучше, чем мучиться.
Женщина не ответила,
и щекой нежно прижалась к своему
зверьку.
-- О детях столько не
заботятся, как вы о кошках, -- сказал с
укором стоящий рядом мужчина. --
Нарожают, а потом выбрасывают, или
терзают всю жизнь.
-- Да, от детей одни
заботы, -- согласилась везущая пустые
бутылки. -- Я даже трудовой стаж
потеряла, когда из-за них вынуждена
была оставить работу.
-- Но ведь дети от
любви появляются, -- возразила
любительница кошек.
-- Появятся, а потом не
знают, что с ними делать.
-- Как же без детей?
Так и жизнь остановится.
-- Не остановится. А
ежели остановится, так и пусть. Зачем
она, жизнь, ежели страдать приходится
без конца. Нет, дети баловство одно.
-- Так ведь и вас мать
родила.
-- А лучше б не рожала.
Лучше вовсе не жить, чем так мучиться.
-- Но согласитесь, дети
это праздник.
-- У меня один
праздник -- когда напьюсь, чтобы ничего
уже не чувствовать и ни о чём не думать.
Рядом на сиденье
присела женщина, посадив к себе на
колени мальчика лет восьми.
-- Ты моя игрушка, ты
моя лапушка, ты моя радость, моя
забава.
-- Мама, перестань, --
сказал мальчик, смущаясь.
-- Я тебя родила, и
теперь могу делать всё, что захочу. Ты
моя игрушка. Что хочу, то и делаю.
-- Конечная остановка.
Станция метро, -- объявил водитель.
"Куда теперь? А,
всё равно!" И он направился к
входу в метрополитен.
"Ноги... ноги...
ноги... ботинки... туфли... сапоги... ничего
себе ножки... опять этот... и ведь никто,
никто... не могу больше их видеть... не
могу... холодно... и бок болит... и жрать
хочется... и ведь никто не подаст,
никто... собачья жизнь... будь она
проклята... уснуть... уснуть... и видеть
сны, быть может... помереть бы...
надоело мучиться... зачем нужна такая
жизнь... одни страдания... и ведь как
мало для счастья надо... поесть... и
спать в тепле... ну и чтобы любил
кто-то... заботился о тебе... хотя... хотя
бы сосиску съесть... хотя бы одну
сосиску... они-то едят... вон жуют как...
кто бы мне дал кусочек... а ведь я тоже
живое существо... я тоже жрать хочу... их
бы в мою шкуру... будь я на их месте, я
бы подал... неужели они не чувствуют...
впрочем, какое им до меня дело...
каждый за себя... каждый прежде о себе
думает... такова жизнь... не хочу такой
жизни... и зачем я появился на свет...
какой смысл в такой жизни... каждый
норовит пнуть... под ноги не попадайся...
растопчут... никто к себе не пригласит...
никому я не нужен... никто меня не
любит... никто... бедный я несчастный...
никто слёз моих не видит... помру, никто
не заметит... я бы на их месте... и
почему люди такие бесчувственные...
кто бы знал, как мне тяжело... одному...
у других есть и дом... и еда... а у меня
ничего нет... я вынужден питаться
объедками... а чем я хуже их... нет,
жизнь несправедлива...
несправедлива... ну почему я не
человек... был бы я человеком... я бы
такое сделал!.."
Дмитрий нагнулся к
свернувшемуся в углу возле входа псу.
Тот поднял глаза. Удивительно добрые,
удивительно человечьи глаза. "Он
плачет".
Дмитрий погладил пса.
Тот тяжело вздохнул.
-- Что, брат, тяжела
жизнь?
Пёс заскулил и
завилял хвостом.
-- Я бы и рад взять
тебя к себе, но прости, не могу --
аллергия. Прости.
Пёс отвёл глаза.
"Он всё понял".
В потоке людей на
эскалаторе какая-то женщина визгливо
кричала, брызгая слюной.
-- На дорогах и на
колесах психотронное оружие. Ребёнок
мой на меня кидается. Это всё
психотронное оружие. Разбить, разбить
всё, пусть они так сидят, а людей убрать
оттуда. В пирожковую войти нельзя. Там
сидят душегубы. Убьют они нас ночью,
убьют. Меня отравить хотят. Такие
пытки творят, каких фашисты не знали.
Разбить поганьё! Разбить, разбить...
-- Сумасшедшая, --
сказал кто-то. -- Таких недавно много
выпустили из психлечебницы, потому что
кормить нечем.
Кричащая продолжала
размахивать руками, голова её при этом
моталась из стороны в сторону.
-- Сволочи, сволочи!..
Сломать это всё, сломать!.. Враги
готовятся схватить наш город...
Душители!.. Сволочи!.. Сломать всё это,
сломать!..
Он и сам был готов
ругаться на весь свет, настолько
опротивело всё вокруг, особенно люди с
их тараканьей суетой, вечным
мельтешением и откровенным
нежеланием почувствовать чужую боль.
Спустившись в
подземный вестибюль, Дмитрий
услышал знакомую мелодию, -- играл
скрипач, зарабатывая себе на жизнь.
Душа задрожала, на глаза навернулись
слёзы. Он достал оставшиеся деньги и
положил в потёртый скрипичный футляр,
лежащий возле ног музыканта. И ещё
долго стоял и слушал, чувствуя, как всё
внутри немеет, как душа резонирует
плачущим звукам, и уже был готов
заплакать вместе со скрипкой, не зная
зачем и почему.
-- Здравствуйте.
Дмитрий оглянулся и
узнал в двух подростках своих недавних
учеников. Рядом стояла взрослая
женщина, видимо, мать одного из них.
-- А вы в нашу школу
вернётесь? -- спросили дети.
-- Конечно, -- улыбнулся
Дмитрий. -- Если только директор не
будет против.
-- А мы его попросим.
Женщина улыбнулась.
-- С вами здороваются,
-- сказала она, -- значит, помнят и любят.
-- Выходит, не зря учил,
-- не без гордости сказал Дмитрий. --
Только почему-то администрация школы
не любит тех, кого любят дети.
Женщина только
пожала плечами.
-- Знаете, а ведь
директора сняли с должности. За то, что
он пьяный грубо вёл себя с учениками
на школьном вечере.
-- Что ж, для меня это
не неожиданность, -- сказал Дмитрий. --
К этому всё шло.
Вспомнив, что в сумке
лежит шоколадка, Дмитрий вынул и
протянул её детям.
-- Вот, держите на
память.
-- Спасибо. Вы как
всегда щедры.
Дмитрий почувствовал
себя счастливым. Дети попрощались и
ушли, а он продолжал стоять, слушая
скрипача и думая о том, что музыка это
души спасение, а искусство в целом --
чудодейственное средство исцеления.
Подошёл поезд. Войдя
в вагон, Дмитрий столкнулся с резким
запахом давно немытого человеческого
тела. Он с удивлением увидев
разбросанную пластиковую посуду и
сидящего на полу человека. Тот был без
ботинок, в одних носках, в руках держал
пластиковую тарелку, что-то с неё
слизывая. Закончив с едой, мужчина
стал жестикулировать руками, давая
понять, что глухонемой и просит
подаяния. Дмитрий порылся в карманах,
-- они были пусты.
Кто-то протянул бомжу
шоколадку, но тот жестами дал понять,
что ему нужны деньги.
"Неужели он
живёт в поезде?" -- недоумевал
Дмитрий, наблюдая, как сорокалетний
мужчина обустроился в вагоне метро.
-- Недавно
амнистированных выпустили из тюрьмы,
-- сказал кто-то, -- чтобы не допустить
голодного бунта.
-- А вот бы взять у
богатых, да нищих-то и накормить.
-- Да, кто-то живёт, а
кто-то существует.
"Ешь
богатых!" -- было написано
фломастером на стекле. А рядом:
"хочу мужа с
"мерсом"".
Всё свободное
пространство вагона было залеплено
рекламными плакатами, -- они просили,
убеждали, призывали, требовали.
"Приговорённый к расстрелу
поставлен перед выбором: умереть или
убивать", -- гласила реклама
очередной книжной жвачки. -- "Его
убили. Он родился заново. Чтобы
убивать". -- Стоило ли ради этого
рождаться заново? -- "Самый
простой способ изменить себя -- это
пена для укладки волос". --
Неужели так просто? -- "Вы хотите
отдохнуть на острове Майорка?" --
Конечно, хочу. -- "Нужно лишь
купить женские гигиенические
прокладки". -- Бред какой-то! --
"А главное, сухо!" -- Я сойду с
ума. -- "Живите без боли!" --
Без боли, без боли... Но как? --
"Нурофен, и боль прошла!" -- А
если болит душа? Нет, я не хочу лишать
себя этой боли, благодаря ей, я
чувствую себя живым. -- "Счастье в
гармонии". -- Наверное. Но как
добиться гармонии? -- "Вам надо в
Кайзер!" -- Куда? -- "Самый
большой магазин". -- Мне надо не в
кайзер, а в туалет! -- "Нет, вам
всё-таки надо в Кайзер". --
Напиться, что ли? -- "Не пей у
штурвала, дотяни до причала. После
нашей водки будет о чём
вспомнить".-- Напиться и забыться!
-- "Только у нас вы можете
выиграть суперприз. Покупайте газету
"Поле чудес"". -- Где я? В
стране дураков? -- "Россия -
щедрая душа". -- А разве душа
может быть иной? Россия это бегство от
невыносимого груза рациональности. --
"Самый модный стиль этого сезона
-- голое тело". -- Бред, бред, бред! --
"Всё что вам нужно, это спальный
гарнитур, и тогда, может быть, вас
полюбят". -- Как просто! --
"Мужчина напрокат". -- Абсурд!
Абсурд? Или, может быть, так и должно
быть?
Разглядывая
симпатичное лицо сидящей напротив
девушки, Дмитрий заметил надпись на
её значке: "Интим не
предлагать!" "Мой выбор -
безопасный секс", -- гласила
надпись на значке у другой девушки.
Стоящая рядом
девушка читала любовный женский
роман.
-- И чем могут
нравиться такие книги?
-- Думать не надо.
Увидев
освободившееся место, Дмитрий сел
рядом с парнем, читающим книгу. По
привычке заглянув в текст, Дмитрий
прочитал знакомые мысли.
-- Истина не в книгах, а
в сердце, -- не удержался он. -- Чтобы
понять написанное, нужно заглянуть в
себя самого, прочувствовать, только
тогда поймёшь. Но не путём логических
умозаключений, а через озарение, через
откровение!
Парень ничего не
сказал и вышел на остановке. Справа
подсели трое мальчишек. От них пахло
бензоловым клеем. Взгляд их блуждал.
Время от времени они нагибали голову к
карману, и, закрыв глаза, что-то
вдыхали.
"Вот и они ищут
забвения. Несчастные дети. Никому они
не нужны! Никто их не любит!"
Вдруг поезд резко
затормозил и остановился.
-- Что случилось?
-- Недавно кто-то
бросился под поезд. Может, опять?
-- От такой жизни
бросишься. Одна моя знакомая легла в
клинику на обследование, а врачи ввели
ей не то лекарство, у неё, оказывается,
аллергия была; так и умерла.
-- Видать судьба такая.
-- Да. Только как
узнать, какая у тебя судьба.
-- А может, лучше и не
знать вовсе. У меня тоже, подружка,
молодая ещё совсем, легла в больницу
на вытяжение позвоночника, да и не
встала со стола, а написали, якобы, она
была неизлечимо больна. И ведь
никакой ответственности врачи не
понесли.
-- От судьбы не
убежишь.
-- Да. Но вот что такое
судьба?
Проталкиваясь среди
стоящих пассажиров, по вагону ползла
молодая женщина с
"ампутированной" ногой. За
ней шёл ребёнок четырех лет с
протянутой рукой и плакал. Дмитрий
порылся в карманах, но ничего не
нашёл. А мальчик стоял напротив,
крестился и протягивал руку.
