-- Чтобы мы учились не
ради оценок, а ради знаний, и всегда
говорили правду.
-- Чтобы мы не
запоминали, а старались сами
сообразить, чтобы сами думали.
-- Вы учили добру!
И хором все вдруг
закричали:
-- Добру! Добру!
-- Вы учили
справедливости.
-- Учили прощать друг
друга.
-- Добру и
справедливости!
-- Спасибо за столь
высокую оценку, -- смутился довольный
Дмитрий. -- А теперь я хотел бы вручить
вам на память маленькие подарки.
-- Я бы тоже хотел
подарить вам на память свою игрушку, --
сказал тот самый мальчик, что украл у
мамы деньги.
-- Можно я тоже
подарю вам рисунок, -- попросил
второклассник Сережа. На рисунке
была надпись: "Замечательному
человеку!"
-- От меня это колечко.
-- А я вам на память
хочу подарить стихи, -- сказал Алёша. -- В
мире есть один закон. Всем давно
известен он: если делаешь добро, то к
тебе придёт оно. Социолог школьный
наш делает добро, но обратно до сих пор
не пришло оно. Социолога увольняют,
думают, он нами управляет. А ведь он
нас уважает. Только он нас понимает.
-- Думаю, директор не
прав, что вас уволил.
-- А как бы вы
посоветовали поступить директору? --
спросил Дмитрий.
-- Уйти из школы.
-- Покончить собой, --
неожиданно заявила Марина. -- Он
нехороший человек. И повесится в
конечном итоге.
-- Почему он должен
повеситься? -- удивился Дмитрий.
-- Это ему божье
наказание.
-- Он идёт против
правды.
-- Заврался.
"Взрослым
удобно считать, что дети ничего не
понимают. Этим они оправдывают свою
ложь и несправедливое отношение к
детям".
Ангелина подошла к
Дмитрию и села к нему на колени. Он
прижал её к себе и поцеловал, словно
это была его дочь.
-- Я буду вас
вспоминать, -- тихо сказала она.
Света заплакала.
Дмитрий взял её за руку.
-- Если ты сохранишь
чувство любви, которое живёт в твоей
душе, то всегда будешь счастлива.
Дверь распахнулась, и
в кабинет вошли завуч и завхоз.
-- Пора освобождать
помещение, -- со злорадством сказала
завхоз.
-- Можно ещё чуть-чуть,
-- стали просить дети, -- пожалуйста.
-- Нет уж, хватит. Ваше
время истекло, -- ухмыльнулась завуч. --
Я с тревогой смотрю на детей, которых
вы прикормили.
-- Разве любовь можно
купить? -- улыбнулся Дмитрий.
-- Да, вы её купили, --
зло ответила завуч. -- Вас любят
желудком. Завтра начну прикармливать
я, и сразу же стану у них любимой
мамой.
-- Я не перестану
любить Дмитрия Валентиновича, --
сказала Вика громко, и, обращаясь к
завучу, спросила: -- А вы нас будете
кормить?
-- Ещё не хватало, --
ухмыльнулась завуч, и с укоризной
посмотрела на Дмитрия. -- Да, нам
нужно будет много поработать, чтобы
вычистить из сознания детей всё, что вы
им внушили. Я удивляюсь, как вы
опутали более трехсот детей. Надеюсь,
нам всё-таки удастся искоренить ваше
пагубное воздействие.
Когда Дмитрий в
сопровождении завуча и завхоза вошёл
в кабинет руководителя школы, то
увидел пьяного директора, кисть правой
руки его была перевязана.
-- Нужно оформить
документы, но я болен, и не в состоянии
подписать приказ. Считайте, что я умер.
-- Вам ещё рано
умирать, -- шутя, сказала завуч. --
Поживите ещё лет сорок.
-- Зачем ему сорок, --
усмехнулась завхоз.
"Он умер
духовно!"
-- Я бы мог уволить вас
по статье за прогул или по
профессиональному несоответствию, --
обращаясь к Дмитрию, сказал
директор, при этом нервно дернул
головой. -- Но я иду вам навстречу.
Собрана масса документов по вашему
пребыванию в школе, и если вы решите
возвратиться, то люди подадут в суд.
Педколлектив однозначно высказался
против вашего присутствия в школе, а
триста подписей детей в вашу
поддержку ничего не значат.
-- Знаете, чем
отличается умный человек от глупого? --
улыбнувшись, спросил Дмитрий. --
Умный предполагает, что и другие не
глупее его.
-- Тоже мне,
непризнанный Гамлет нашей школы, --
усмехнулась завуч.
Когда дверь за
вышедшими с недовольным видом
завучем и завхозом закрылась,
директор нервно произнёс:
-- Я не хотел увольнять
вас, предупреждал, но вы не оставили
мне выбора.
-- Выбор есть всегда.
-- Я делал всё что мог,
но ситуация вышла из-под контроля.
-- Выбирайте правду, и
жить будет легче. Поверьте, даже дети
понимают, почему вы меня уволили.
-- Я не люблю общения
с непорядочными людьми. А вы
абсолютно непорядочный человек.
Возможно, я бы и подумал оставить вас
в школе, если бы вы прошли
психиатрическую экспертизу и принесли
справку, что вы нормальный человек. Но
вы нездоровы и нуждаетесь в отдыхе. У
вас паранойя.
-- Слишком
соблазнительно всё списать на
сумасшествие, -- улыбнулся Дмитрий. --
Ну а в чём, по-вашему, суть захватившей
меня идеи?
-- Я не специалист. Но
считаю, что вам нужно уйти и не
возвращаться в школу, поскольку ваше
присутствие вызывает конфликтную
обстановку и привело к расколу в
коллективе учащихся и учителей.
Поверьте, корысти у меня нет никакой.
Всё, что я делаю, я делаю прежде всего
в интересах педагогов и детей.
-- Вспомните, как у вас
в кабинете девочка заплакала, когда
дети пришли просить провести
референдум. Как, по-вашему, стоит ли
слеза ребёнка благополучия школы, о
котором вы так печётесь?
-- Да, стоит. У меня
заражение крови. Я даже не в
состоянии подписать приказ о вашем
увольнении. И вы прекрасно знаете,
почему рана на пальце полтора месяца
не заживает. И вам придётся за это
отвечать! Я не раз видел смерть и
отношусь к ней спокойно. А вот вам
дьявольские штучки даром не пройдут.
Признайтесь, вы от Сатаны. Ваше
общение с Дьяволом известно! Каково
дружить с Сатаной-то?! А?!
Директор недобро
засмеялся.
Дмитрий улыбнулся,
стараясь перебороть враждебность.
-- Несмотря ни на что,
я люблю вас, и потому хочу помочь вам
спастись от той роли, которая вас
убивает.
Нервная гримаса
исказила лицо директора.
-- Ваше поведение, по
меньшей мере, неадекватно, если не
сказать больше. Согласитесь, странно
слышать от человека, что у него своя
миссия, и что он миссия.
-- Я лишь сказал, что
миссия моя в школе окончена.
-- Не вижу разницы.
Даже если бы вы были миссия, я бы не
поверил в то, что вы Бог.
-- Я не скрываю своих
недостатков, и не хочу, чтобы во мне
видели Христа.
-- Зачем тогда эти
намёки, что никто не знает кто вы
такой?
-- Я знал, на что шёл, и
хотел вас предупредить.
Директор только
пожал плечами.
-- Ваше поведение
никто и нигде не поймёт.
-- Всё просто: я пришёл
в школу любить детей!
-- Это трудно. Я по
своему опыту понял, что за любовь не
всегда воздаётся благодарность.
-- Что же это за
любовь, если в ответ ждёшь
благодарности?
На столе директора
лежало помятое Евангелие.
-- Если вы верующий,
то как же будете жить после
содеянного? -- спросил Дмитрий.
-- Мне ничего не
оставалось. Завуч предъявила
ультиматум: или вы или она, и я никак
не мог от неё отказаться, потому что
мне её назначило начальство.
-- Вы напоминаете
Пилата, -- скорбно произнёс Дмитрий. --
Знаете, почему люди предпочли Иисуса
Варавву Иисусу Назорею?
-- Как-то не
задумывался над этим.
-- Они не Варавву
выбрали, они от Христа отказались.
Потому что проповеди любви и призыв
жить по совести были противны их
жизни.
-- Поверьте, я не
держусь за должность директора и с
лёгкостью расстанусь с ней. Стану
обычным учителем, каким был все эти
годы, буду, как и вы, ходить с детьми в
походы... А вообще-то, я хочу бросить
всё и уйти в религию. Только пока не
могу. Я себе не принадлежу. У меня
больная жена, дети. И денег вечно не
хватает. Подскажите, как вам удаётся
прожить на ваш маленький оклад?
-- Деньги для меня не
главное.
-- Тогда ради чего вы
устроили голодовку, требуя выплаты
зарплаты?
-- Ради торжества
справедливости, в которой вы
разуверились. Когда я устроил
голодовку, учащиеся стали собирать
деньги мне на помощь. Одна девочка
даже принесла из своей копилки все
сбережения, причём втайне от всех.
-- Хорошо, что у вас
такие дети.
-- Главное, что они
научились состраданию и
справедливости.
-- Вы пять человек
научили, а полторы тысячи разуверились
в какой бы то ни было справедливости.
-- Что же такое,
по-вашему, справедливость? -- спросил
Дмитрий.
Директор почесал
голову.
-- Как-то времени не
было задуматься.
-- А ведь это вопрос не
праздный. На нём, быть может, всё
мироздание держится. Существует ли
Высшая Справедливость? Справедливо
ли устроено мироздание? Что есть
добро и что есть зло? И если не всё
равно, как поступать, то кто и как
оценивает наши поступки?
-- Чем меньше знаешь,
тем легче жить.
-- Поймите, от решения
этого вопроса вся жизнь человека
зависит! Это ключевой вопрос
человеческого существования!
-- Субъективно я вам
симпатизирую, но объективно вынужден
защищать интересы школы, заботясь о
детях и выполняя волю учителей. Такова
уж моя должность.
-- Это самооправдание.
Истинная причина в том, что вы никого
не любите. А потому боитесь и
подчиняетесь, вернее, подчиняете себя
той роли, которую играете в глазах всех.
На самом деле вы одинокий человек,
которого никто не любит и который сам
давно не любит никого. Вы хотите
казаться правым, оправдываясь, будто
вынуждены делать то, что требует ваша
должность, но на самом деле эта
псевдообъективность всего лишь
маскировка отсутствия любви. Так
называемая объективная
необходимость всего лишь прикрытие
вашей несостоятельности, оправдание
нежелания или неспособности быть
самим собой -- то есть любить и творить
добро.
Вас должность съела.
Вас нет, есть только должность, которой
вы принадлежите и без которой вы уже
ничто. С одной стороны, вы раб роли,
которую исполняете, а с другой,
несчастный человек, который уже не
способен любить, но без любви
существовать не может, и потому душа
наполняется ненавистью. А ведь без
любви душа иссыхает. И если вы не
следуете законам справедливости и
добра, то вынуждены жить по законам
ненависти и силы. Но, как и всякий
человек, вы жаждете понимания и
тепла, хотите любить и быть любимым,
испытывая потребность помогать и
дарить.
Любовь -- это
самораскрытие. Но вы боитесь
сбросить одежды должности, под
которыми уже нет ничего, кроме
болезненного самолюбия, покрытого
язвами неудовлетворённого тщеславия.
Любовь не похоть и не страсть, а
желание творить добро и жертвовать
собой ради торжества справедливости.
Но любить вы уже не можете, и оттого
неудовлетворённое чувство перерастает
в ненависть к самому себе и к
окружающим. Незаметно для себя вы
начинаете творить зло, вначале в виде
несправедливости, затем в откровенном
издевательстве над ближними. Поэтому,
мой вам совет, пока не поздно, уходите
с этой должности.
-- Да, я понимаю, и
давно уже хочу это сделать: бросить всё
и уйти в монастырь. Но сейчас не готов.
Каждый год собираюсь отдохнуть, сесть
в автомобиль и поехать куда глаза
глядят, но каждый раз не могу себе
позволить отпуска: то дом надо
ремонтировать, то автомобиль, то денег
заработать, то ещё что-то. Каждый год
жене обещаю, но ничего не получается.
Всё дела какие-то. Поверьте, за
директорское кресло и служебную
квартиру я не держусь, и давно бы ушёл
с этой проклятой должности, если бы не
дети и больная жена. К тому же
педагоги просят остаться. ... Чувствую,
что умру в этой школе.
Директор обречённо
вздохнул. Дмитрий впервые с
уважением взглянул на него.
-- Я всё понимаю и
сочувствую вам, потому что люблю. Вы
не меня, вы себя ненавидите за
слабость и страх, который сковал вашу
волю. Боитесь потерять то, чем на
самом деле не дорожите, и даже
тяготитесь, от чего хотели бы
избавиться. Вы не столько боитесь
потерять, что у вас есть, сколько
боитесь быть самим собой. Поэтому
предпочитаете играть роль, от которой
вас тошнит, но избавиться от неё уже не
хотите. Так легче. Легче играть роль,
чем быть самим собой. Сбросить же
обличья должности не в состоянии,
потому что роль администратора
превратила вас в послушную
марионетку, и под чиновничьим
костюмом не осталось ничего, что
отличало бы вас от других. Личность
принесена в жертву Должности. И
наедине с собой, сбросив опостылевшие
одеяния, ставшие уже второй кожей, вы
заполняете пустоту водкой, дабы
избавиться от удушающей
бессмысленности существования.
Дрожащими пальцами
директор вынул сигарету и закурил.
-- А вы так и не поняли,
кто я такой. -- Дмитрий с жалостью и
сочувствием смотрел на собеседника. --
Помните слова, которые вы произнесли,
приглашая меня к себе работать:
"Хочу создать школу радости для
Чад Божиих".
-- Знаю, вас послал
мне Бог.
И словно испугавшись
собственных слов, директор долго
молча курил.
Выходя из кабинета
руководителя школы, Дмитрий подумал:
"Мне удалось преодолеть
ненависть и разрушить стену страха
любовью. Я ещё раз доказал, что
любовью можно достичь всего. Но
ощущения победы над директором нет.
Победил не я, победила любовь!"
В коридоре Дмитрия
сразу обступили ожидавшие его дети.
-- А ученики пошли
жаловаться директору на учительницу,
которая после вас вела уроки, что не
хотят у неё учиться. И сама она
жаловалась директору, что дети её не
слушают и не хотят у неё учиться.
-- Зло, как и добро,
возвращается к своему источнику, --
заключил Дмитрий.
-- А вы к нам
вернётесь?
-- Обязательно
вернусь. Не брошу вас.
"Всё повторяется!
Вот опять изгнан. Опять чужой.
Закономерный итог. Но разве нельзя
иначе? Неужели, оставаясь собой,
неизбежно становишься чужим? Но ведь
для детей я стал своим, стал!
А ту маленькую
девочку я отыскал... Маша-попрошайка.
Нагулянная. Без матери, без отца.
Она-то и привела меня в школу. Игрушку
её я храню до сих пор!"
Праздник кончился, на
то он и праздник. Но мне не грустно.
Любовь детей я чувствую даже на
расстоянии.
Ушёл, но чувствую
связь с моими детками. Скучаю по той
любви, которую оставил в школе, но
которая осталась со мной навсегда в их
рисунках, в их подарках, в моей душе.
С детских лет я не
испытывал этого чувства сожаления и
тоски по утраченной эмоциональной
привязанности. Это чувство сейчас не
такое острое, но столь же сильное.
Как многому меня
научили дети! Детское мировосприятие
лишено понимания. Ребёнок смотрит на
мир, удивляясь и радуясь.
Хочу вернуться в
школу, и чувствую, что вернусь, но уже в
ином качестве, словно должен сделать
какой-то круг, пройти, чтобы вернуться.
Но куда идти? зачем? для чего?
Как же мне жить?
Как творить любовь и
зачем, если она никому не нужна?
Никому я оказался не
нужен.
Нужен ли кому-то я?
Или, быть может, прав
директор, а я заблуждаюсь?
Может быть,
действительно, миром правит ложь, в
Евангелие лишь иногда заглядывают,
предпочитая жить по выгоде?
Кто же прав: мир или
я?
Что же правит миром?
Ненависть или любовь? правда или
ложь? зло или добро?!
А может быть, нужно
найти компромисс?
Но возможен ли
компромисс между миром лжи и
исполнением заповедей?
Или, действительно, к
совести людей можно обращаться лишь
под угрозой применения силы?
И если миром правит
ложь, то стоит ли жить в миру?
Как жить по
заповедям и творить любовь, если она
никому не нужна, а я в результате
подвергаюсь гонениям?
Я любил несмотря ни
на что, и всё равно оказался изгнан.
Но я люблю их! А они
ненавидят меня, изгоняют.
Я хотел построить
монастырь в миру. Но возможно ли,
вообще, построить монастырь в миру?
монастырь как островок веры,
надежды, любви?
Возможен ли в миру
оазис, где царит любовь, где нет зла, и
доброта самое естественное
проявление человека?
Возможно ли
возлюбить ближнего, как самого себя?
И что мешает этому:
сущность человеческая или
обстоятельства жизни?
Возможен ли рай на
земле? И что такое рай на земле?
Злоба, ненависть,
ложь душат меня, хочется глотка любви,
чтобы не умереть, хочется верить, что
мир спасёт красота.
Как и где найти приют,
где я мог бы жить по совести, соблюдая
заповеди? Или в миру это невозможно?
Возможна ли гармония
в принципе?
И есть ли смысл в
моих поисках?
Но если невозможен
монастырь в миру, так может, в
монастыре существует тот мир, где
царит любовь?
Не могу не верить, что
существует на свете место, где правит
любовь, где все души настежь всем
открыты и все друг к другу там на ты...
Без надежды, без
веры в это жить невозможно. Это всё
равно что перестать верить, что взойдёт
солнце.
Любовь Господа
помогает мне верить и любить врагов
своих.
Так хочется взглянуть
на себя извне, посмотреть на себя из
Космоса!"
Придя домой, Дмитрий
обнаружил следы очередной пьяной
оргии: в кухне на столе лежали
недоеденные закуски, валялись пустые
бутылки из-под спиртного, ванна была
испачкана рвотой, пол истоптан
грязными ботинками. Он чуть не
выругался, но, вспомнив о заповеди
любви, молча собрал пустые бутылки,
убрал со стола, вымыл ванну.
Он мыл посуду и думал
о том, что пьяница-сестра для него
испытание, но какая бы она ни была, он
должен любить её несмотря ни на что.
"Наверное, спит
после пьянки и не хочет просыпаться, не
хочет возвращаться к реальности; не
быть легче, чем быть".
Вдруг прекратила течь
вода. Дмитрий покрутил кран, --
безрезультатно. Позвонил в
домоуправление.
-- Слесарей сейчас нет:
один болен, другой в отпуске, -- ленивым
голосом ответила диспетчер. -- К тому
же запасные трубы кончились.
