НОВАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Кофырин Николай Валентинович: "Чужой странный непонятный необыкновенный чужак"

[ 1 ... 23 24 25 26 27 ... 96 ]
предыдущая
следующая
умереть. Это бесчеловечно! Даже мы не делаем этого.
   Ты знаешь, что смерти нет, а потому смело выбираешь распятие. Но как можно требовать того же от непосвященных? Кто из людей пойдет за тобой на крест? Никто! Для них недоступно то, что подвластно Тебе. Эта жизнь кажется им единственно возможной, и потому они дорожат ею. Люди не верят тебе, потому что боятся вечной жизни. Здесь, по крайней мере, все просто и ясно. Для многих самым страшным открытием может оказаться именно то, что смерти нет. В действительности, люди не боятся смерти, а жаждут ее, поскольку для них она конец всего: мучений, сомнений, тревог, лжи, и даже свободы. Во что превратится человеческая жизнь, если лишить ее конца? Не принимая твоего царства небесного, люди не хотят лишать себя права последнего выбора. Но если смерти нет, значит, человек несвободен. Как устроится жизнь, когда в ней не будет смерти, страха и бегства от страха, если люди перестанут ценить прелесть мимолетных мгновений, а существование будет казаться изматывающей дорогой без конца? Только смерть как конец всего, а не как переход в новую жизнь, открывает неповторимые радости земного существования. Разве можно требовать от людей отказаться от всего того, что они имеют, ради неизвестности, столь же пленительной, сколь и сомнительной. Человек хочет наслаждаться всем, что ему доступно, и краткие мгновение земной реальности ему дороже грядущей вечной жизни, пусть даже самой распрекрасной. Люди не столько не верят, сколько не хотят верить тебе при всем своем показном желании. Земные удовольствия им ближе и слаще, чем мечтания о райской любви. В тебе мало человеческого, если ты этого не понимаешь.
   Я пришел потому, что только у тебя могу найти понимание и сочувствие. Ты жертвуешь собой ради людей, принимая на себя их грехи, то же делаю и я: чтобы соблюсти Закон, а значит сохранить мир и спокойствие, необходимо пожертвовать одним человеком, дабы спасти весь народ. Но не подумай, что мне было легко применить смертный приговор. Ты знаешь, на мне нет вины, я лишь исполняю предсказанное пророками. Ты хочешь пострадать за людей, зная, что кровь освятит бессмертием твои идеи. Я помогу тебе. Ты умрешь именно так, как хочешь и как должен умереть. Я сделаю все, чтобы свершилось реченное в Писаниях. Но пусть это останется тайной. Человеку нужна Тайна, чтобы он чувствовал свою ничтожность перед ее непостижимостью. В страхе перед сокрытым в Тайне могуществом маленький человек находит свое место в этом мире, обретая смысл в вере в Высшую Справедливость, имя которой Бог.
   Людям нужен Бог! Человек не может жить без веры! Он хочет верить в добрую и справедливую целесообразность, способную защитить его перед всевластием грядущего. Без веры в Бога трудно найти смысл своей жизни. А Бог -- это Тайна. Но своим утверждением, что ты есть сын божий, ты разрушаешь величие этой Тайны. А человек должен бояться Бога, чувствуя собственную ничтожность перед его величием. Люди живут в страхе и должны жить страхом. Но чтобы поклоняться Богу, он должен быть мертв. Живой Бог никому не нужен.
   Ты пришел в этот мир умереть. Ты уйдешь, а нам оставаться здесь и пожинать посеянные тобою семена раздора. Ведь ты знал, что иначе быть не могло! Как же можно было лишать людей покоя и уверенности в той истине, которой жили они и их предки? Ты оставляешь после себя множество несчастных, пораженных сомнением людей. Как теперь им жить? Ты украл у людей веру! Нет, ты не любишь свой народ! Ты чужой своему народу, и люди ненавидят тебя! Но я знаю Тебя и люблю, а потому помогу Тебе умереть, устроив казнь, которой д?лжно свершится!
   -- Лицемер.
   Иисус поднимает голову и долго неотрывно смотрит Анне в глаза. Никто не смог бы выдержать этого взгляда укора и прощения.
   В зловещей тишине еле слышно раздаются тихие вымученные слова.
   -- Прости меня, Господи.
   Не может этого быть!
   -- Прощаю, -- медленно произносит Христос.
   Я не могу сдержать слез. Но кто это всхлипывает в темноте? Варавван? Не может быть. Неужели Анна?
   Первосвященник медленно выходит. В нем уже нет прежней самоуверенности.
   Анна хочет казаться справедливым, однако нет в нем главного -- любви и сострадания. Он лишь высказал свою правду. Но почему-то, говоря о народе, первосвященник все время поглядывал на меня, словно я и есть народ -- разбойник, которого нужно постоянно держать в узде. А мне хотелось крикнуть, что такое мнение от слепоты высокомерия, -- простые люди позволяют обманывать себя не потому, что глупы, а потому, что им лучше выглядеть обманутыми, нежели лезть в выгребную яму, которая зовется властью. Нет, простые люди не слабые и не глупые уже только потому, что терпят своих не всегда умных и всегда безнравственных правителей. Это правители вынуждены все время лгать ради сохранения своего положения, тогда как правда -- удел мудрых и сильных. Я давно уже понял: все зло оттого, что один хочет казаться выше и умнее других. Мудрый человек никогда не рвется к власти; ему легче быть в подчинении, но оставаться честным. Я всегда с ненавистью и презрением относился к священникам, превратившим веру в доходный промысел, готовых распять даже Истину ради сохранения своей власти и получаемых благодаря власти денег.
   Но неужели Иисус Назорей умрет вместе с нами? Не знаю, что он сделал, но почему-то меня охватывает чувство сострадания к этому праведнику. Что же он совершил? За что оказался среди нас? Почему добровольно пошел на крест? Зачем?
   Ответа нет.
   Все молчат. Каждый в одиночестве готовится к предстоящей казни.
   Ожидание неминуемой смерти подобно стремительному скольжению по наклонной плоскости: внутри все немеет, руки и ноги холодеют, а спину покрывает противный липкий пот, и что бы ни делал, гибели избежать не удастся. Остается только ждать. И это самое мучительное.
   Но неужели все, что говорил Анна, правда? Неужели смерти нет?
   Странный человек этот Иисус. А может быть, он и в самом деле Христос, Сын Божий? А если действительно смерти нет? Что же тогда есть Истина?
   Распятие уже почему-то не кажется страшным. Ведь умереть предстоит вместе с Ним!
   -- Проклятый Ханан, -- раздается отчаянный крик, -- Он думает только о том, как сохранить свою власть.
   -- Замолчи, Иуда, -- говорит Варавва, -- ты ничем не хуже и не лучше нас. Но сейчас, перед лицом смерти, я должен признаться, что втайне от вас поддерживал отношения с Анной. Однажды через своего человека он выследил меня и предложил союз против римлян. С вашей помощью я помогал ему подготавливать возмущение толпы и организовывал беспорядки. Помните, как мы были среди зачинщиков народного недовольства, когда в Иерусалим ночью перенесли из Кесарии серебряных орлов и другие значки легионов, когда римский прокуратор решил устроить водопровод, а также когда во дворце Ирода по приказанию Пилата вывесили несколько позолоченных щитов, посвященных императору Тиберию.
   -- Не может быть!
   -- Я вступил в тайный сговор с Анной, потому что мы одинаково ненавидим оккупантов, и наши цели освобождения народа от владычества римлян совпали. Он обещал мне помощь, но обманул. Проклятый чужеземец! Ему интересы своей семьи, поставляющей первосвященников синедриону, дороже свободы народа, который навсегда останется для него чужим. Но почему, почему он выдал нас римлянам накануне восстания? Ведь Анна ничего не делает просто так, я-то уж знаю. Он и меня спрашивал, не Христос ли я, ведь предки мои из рода царя Давида, а родители живут в Вифлееме. Анна может казаться сумасшедшим, но только не глупцом. Зачем, зачем ему выдавать нас накануне праздника, когда все уже было готово?
   Но что это?!
   Третий раз за эту длинную ночь дверь открывается, и на пороге появляется сам римский прокуратор. Как странно, однако, выглядит сегодня Пилат. В нем уже нет того равнодушия, с каким он разбирал наши дела, осуждая на казнь. Лицо его бледно, а поступь неуверенна. Неужели прокуратор волнуется? С чего бы это?
   -- Я пришел, чтобы еще раз повторить свой вопрос.
   Голос прокуратора слегка дрожит. Неужели это могущественный Понтий Пилат, который, даже не расспрашивая нас по существу совершенных преступлений, менее чем за минуту решил нашу участь.
   -- Прошу, скажи мне, как поступить. В тебе нет вины, я знаю, и потому хочу спасти тебя. Но ненависть первосвященников сильна как никогда. Они из страха и зависти обрекли тебя на казнь. Я ненавижу и презираю этих лицемеров с их Законом, этот фанатичный народ и весь этот город. Здесь все мне чужое, и я здесь всем чужой. А ведь я хотел только добра, когда решил построить водопровод. Но никто не понял или не захотел понять мотивы моих поступков. Этот народ возмущает все, что я делаю. Первосвященники и раньше посылали жалобы на меня, а сейчас угрожают обратиться к самому кесарю. Ты тоже желал людям добра. Но вот как они отплатили за любовь. Так же, как и я, ты чужой среди этих людей -- в этом мы схожи. Я всегда в любой схватке старался держаться правды. Тот, кто на войне не чувствует своей правоты, обязательно погибнет. Я искал, старался понять, что есть Истина, но никто не мог мне помочь. И вот я встретил тебя. Но почему ты не дал ответа на мой вопрос? Почему ты молчишь?
   Как римский гражданин я всегда свято соблюдал все законные установления, руководствуясь здравым смыслом. Рационально строя свою жизнь, мне удалось добиться успеха, хотя я никогда не стремился обладать тем, что имею сейчас. И вот когда я достиг всего, чему мог бы позавидовать любой человек, мне хочется от всего этого избавиться. Мне ненавистна моя власть, хотя я всегда старался использовать ее на благо людей. Я мечтаю бросить эту должность, благодаря которой вынужден осуждать людей на казнь. Я жажду уединения и покоя, а должен постоянно вникать в конфликты различных религиозных сект этого фанатичного народа. Мне хотелось бы посвятить остатки своих дней философии и искусству, а приходится заниматься судебными делами, верша приговоры. Никогда мое желание разрешить возникший спор с позиций здравого смысла не приводило к успеху, а только еще больше восстанавливало этот чужой и непонятный мне народ против власти Рима. Этих людей можно удержать только в страхе. Как они могут меня любить, и как могу любить их я, будучи оккупантом? Я ненавижу их всех, а потому хочу отомстить им и спасти тебя, чего бы мне это ни стоило. По обычаю на праздник Пасхи принято отпускать одного узника, приговоренного к смерти. Я предложу тебя. Они должны будут выбрать тебя или Варавву. Хотя народ вряд ли сможет отличить добро от зла. Ведь толпой верховодят первосвященники. Но я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты избежал позорной казни. Умереть должен не ты, а они.
   Пилат указывает рукой на нас.
   -- Пусть разбойник Варавван, мечтающий возглавить восстание против Римской империи и таким образом стать царем на волне народного недовольства, умрет завтра на кресте вместе со своими сообщниками, которые же и предали его.
   -- Кто, кто нас предал? -- кричит Варавва.
   -- Ты все равно умрешь, -- презрительно говорит Пилат, и указывает на Иуду. -- Вот кто предал тебя. Он стал моим тайным агентом и за деньги доносил обо всех ваших планах и передвижениях. Это он сообщил мне о твоей связи с Анной, и я добился, чтобы Анна предал тебя в руки римских властей. А теперь первосвященник предлагает мне вместо зачинщика беспорядков и организатора восстания распять ни в чем не повинного проповедника, только для того чтобы спасти своего сообщника. Этому не бывать!
   Пилат вплотную подходит к пророку и еле слышно говорит:
   -- Прошу тебя, подскажи, как мне избавиться от чувства ненависти. Оно гложет и не дает жить. С тех пор как меня назначили сюда прокуратором, я потерял покой. Несчастный я человек. А все потому, что всегда делал не то, что хотел. Всю жизнь я жил, словно готовясь к настоящей жизни, вспоминая себя и не узнавая. Везде я чужой: и дома, и здесь. Как и каждому человеку, мне хочется понять смысл своей жизни и быть счастливым. Но как бросить эту ненавистную власть и жить так, как давно мечтаю -- в уединении и покое? Я не знаю, кто ты на самом деле и откуда, да это и неважно. Мне достаточно того, как ты смотришь на меня. Никто никогда не смотрел на меня с таким пониманием, сочувствием и любовью. Мне не хватало этого всю жизнь, недостает и сейчас. Я хотел быть философом, а стал воином, всю жизнь мечтал о поэзии, а вынужден был участвовать в битвах, желал любви, а испытывал лишь ненависть. Я не знаю, что делать, как жить дальше, и хочу спросить у тебя. Почему-то мне кажется, что ты знаешь. Скажи, умоляю тебя, скажи, для чего я живу? Что есть Истина?
   Странно! Трижды за ночь у пророка спрашивают об одном и том же.
   Что же ответит этот Иисус, которого зовут Христос, сын божий, мессия, царь иудейский?
   Ждут все.
   В напряженном ожидании дыхание от волнения замирает, и становится слышно, как скребется мышь.
   -- Ты знаешь.
   Непонятно. Странный ответ. И это пророк?!
   Пилат резко встает и быстро выходит из темницы.
   В нашей тюрьме за короткое время побывали два самых значительных человека, вершащие судьбу народа. Они враги, но пришли к тому, кого обрекли на смерть. Как странно!
   Едва за Пилатом захлопывается дверь, как Варавва яростно кричит:
   -- Так это ты, Иуда, предал нас?! Теперь я понимаю, почему прокуратор хочет спасти Назорея и умертвить меня. Я свидетель их тайного сговора с Анной, и оба они хотят от меня избавиться. А ты, Назорей, прокуратору нужен, потому он и хочет тебя спасти. Своими проповедями ты подрываешь власть первосвященников -- его злейших врагов, тем самым усиливая влияние Рима. Кого Пилат боится, так это меня, ведь я никогда не подставлю другую щеку. Именно стоящая за мной сила, а не твои безвредные проповеди, могут подорвать римскую власть, а, следовательно, и его личное благополучие. Он не тебя хочет спасти, а меня умертвить! Но как бы прокуратор ни пытался уберечь тебя от распятия, он все равно пожертвует тобой, если возмущение в народе будет грозить перерасти в открытое столкновение с римскими воинами. Я в любом случае умру, потому что и для Пилата, и для Анны я ненужный и опасный свидетель. Но я знал, на что шел, когда начал бороться за освобождение своего народа, посвятив этому всю свою жизнь, пожертвовав возможностью иметь обычное, как у всех, человеческое счастье. Я отказался от семьи и любимой женщины, пожертвовал домом и детьми, выбрав бесконечные скитания, но именно в этом обрел счастье и смысл жизни. Я сделал все что мог, и теперь мне не страшно умереть!
   Варавва на мгновение замолкает, а потом кричит:
   -- Но ты, Иуда, проклятый предатель, не избежишь смерти! Даже если случится невероятное, и тебе удастся улизнуть, я все равно найду тебя хоть на краю земли и убью. Потому что никто из нас не заслужил смерти больше, чем ты.
   -- Да, -- со злой насмешкой кричит Иуда, -- это я сообщал Пилату о подготавливаемых нами беспорядках. Когда состоялась резня у строящегося водопровода, я догадался, что такие столкновения невозможны в результате только нашей заговорщической деятельности, а со временем понял, что все это делается при поддержке Анны -- той реальной власти, которая никогда не обнаруживает себя, предпочитая оставаться в тени. Однажды через подставных лиц Пилат предложил мне стать его тайным агентом и доносить о готовящихся бунтах. Когда я отказался, меня предупредили, что убьют всех моих родных. Мне ничего не оставалось, как согласиться. Я стал доносить Пилату о наших планах, и он хорошо платил мне, обещая еще больше, но обманул и предал.
   -- За сколько ты нас продал, за сколько?! Назови цену!
   -- Ты ничего не понимаешь. Я полюбил тебя, как никого никогда не любил. Ты был мне как брат и отец. Вначале ты пригрел меня, как истосковавшееся по ласке животное, а затем пожертвовал ради своих амбициозных устремлений. У тебя было все, я же не обладал ничем. Но ты отобрал даже то единственное, что у меня было, -- мою любовь. Мария одна из немногих, кто ответил мне взаимностью, но в конце концов соблазнилась тобой. Ты украл мою любовь! Я бы никогда тебя не предал, если бы женщина, которую я любил, не ушла к тебе. Это была последняя капля. Мария полюбила тебя, но ты пренебрег ею. Тогда она решила отомстить и уговорила меня выдать тебя римлянам. Для меня это была единственная возможность вернуть ее любовь.
   Ты никого не любишь -- только себя и власть. Мне кажется, ты вообще способен лишь ненавидеть, причем не только врагов, но и друзей. Ты возненавидел даже меня, когда я обратился к тебе с любовью. Чего же ты хочешь от жизни? Неужели тебе власть дороже моей любви? Да, тебе никто не нужен, кроме власти. Что же тогда ты хотел принести людям, став царем? Любовь, на которую не способен ответить? Свободу, при этом легко жертвуя людьми в угоду собственному тщеславию? Или, может быть, счастье? Но что такое счастье? Ты сам-то знаешь? Нет, лучше уж тебе умереть, чем осчастливить людей так, как ты себе это представляешь. Ты жесток, и не знаю, осталась бы моя голова на плечах, одержи мы победу.
   Я никогда не понимал ни тебя, Варавва, ни тебя, Дисма. Мы могли бы обогатиться, но вы никогда не грабили бедняков и не убивали ради денег. Обречь себя на лишения во имя идеи и умереть за нее, -- на это способен или глупец, или сумасшедший. Анна знал, что он во власти Пилата, и потому уступил ему вначале своего первого союзника -- Иисуса Варавву, а потом и второго -- Иисуса Назорея, который не хотел, но невольно стал союзником. И как я теперь понимаю, Анна предпочел оставить в живых именно тебя, Варавван. Ты хочешь знать почему? Да потому что он такой же помешанный, как ты и этот сумасшедший пророк. Анна знал, что должен прийти Мессия, что родится он в Вифлееме и будет из рода царя Давида. Вначале первосвященник подумал, что Христос -- это ты, Варавва, ведь ты назвал себя освободителем и силой добивался освобождения от римского владычества. Потом Анна обратил внимание на Иисуса Назорея, подумав, что тот Христос. И может быть, теперь,
[ 1 ... 23 24 25 26 27 ... 96 ]
предыдущая
следующая

[ на главную  |   скачать полный текст  |   послать свой текст ]