Новая русская литература. Кофырин Николай Валентинович: "Чужой странный непонятный необыкновенный чужак"

НОВАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Кофырин Николай Валентинович: "Чужой странный непонятный необыкновенный чужак"

[ 1 ... 27 28 29 30 31 ... 96 ]

еще острее.

Дмитрий никогда не любил точек в отношениях, поскольку понимал: пока люди живы и думают друг о друге, всегда сохраняется возможность обращения к тому, с кем расстался давным-давно. Ему всегда более импонировало двоеточие и многоточие, когда можно было ожидать продолжения, -- неожиданного развития того, что еще не сказано, но обязательно будет произнесено.

Жена уходила со скандалом, решив не возвращаться никогда. Со своей стороны, Дмитрий, насколько хватало выдержки, пытался оставить ей возможность вернуться, не оскорбляя ее так, как это делала она. Он понимал: ей лишь для того нужен чужой, чтобы ощутить, что такое свой -- родной и близкий человек. Она вышла замуж совсем девчонкой, ничего не понимая в жизни, и уже по одному этому не трудно было предугадать возможный исход их отношений. Когда случилось то, что должно было случиться, и жена ушла от него, Дмитрий не очень расстроился, посчитав ее уход потребностью узнать других мужчин и сравнить, чтобы тем самым узнать лучше его. Дима верил, что рано или поздно она вернется, но ему было необходимо, чтобы кто-то убедил его в этом.

Уже почти год живя один, Дмитрий испытывал все усиливающуюся потребность в нежности; нежности -- где все есть бессловесное сопереживание и необъяснимое угадывание еще неоткрытых желаний.

Вряд ли он сам мог определенно сказать, что именно ему было нужно, -- он даже пытаться не хотел, мечтая лишь, чтобы кто-то угадал его тайное желание, подарив понимание и ласку, без которой иссыхали его тело и душа. Невозможно было поймать это чувство, не повредив его, -- ведь знать, означало утратить то неуловимое, что не выдерживало груза понятий, каждый раз выскальзывая за рамки слов. Дмитрий даже не хотел задумываться, потому что все было в чувстве и все было чувством -- непостижимо легким и невесомым, как комочек тополиного пуха, который купался в океане теплого воздуха; и незачем было разрушать его хрупкую конструкцию, не позволявшую взгромоздить на себя какое-либо обозначение.

Даже в близости Дмитрий искал не облегчения, а озарения, жаждал не порывистой страсти, после которой долго не проходило ощущение пустоты, а хотел лишь бесконечно долго парить в горячей истоме непостижимого желания. Его тошнило от одной лишь мысли о сексе, приметив которую издали, он гнал от себя, таким образом спасаясь от изматывающего возбуждения. Даже в снах дух конфликтовал с плотью -- душа пыталась взлететь, а инстинкты тянули к земле, заставляя избавляться от груза чресл, и каждый раз Дмитрий был вынужден оставлять часть себя, чтобы ощутив вновь приятную легкость, лететь куда глаза глядят.

Женщин он представлял охотниками, которые расставили зловещие капканы в цветущем саду среди поражающей воображение красоты цветов и пряно пахнущих трав. Порхая словно мотылек среди этого великолепия, залюбовавшись благоухающей розой или соблазнившись свежей в капельках росы земляникой, можно было угодить в ловко расставленную ловушку желания для околдованных восхитительной красотой простаков.

Дмитрий не просто сторонился, но даже слегка побаивался женщин, зная по опыту, какими невообразимыми бестиями они могут быть. Ни одна из его знакомых не могла угадать живущее в нем желание, ни одна не понимала и даже не пыталась проникнуться тайной, которая была заключена в его душе. Когда же все-таки приходилось сталкиваться с представительницами противоположного пола, всякий раз казалось, что они недостаточно тонки, и чувства их не пролезают в узкий вход его души, что дамы слишком тяжеловесны, слишком земные, и их всегда тянет к матушке-природе. Они были не в состоянии полететь вместе с ним и лишь раскрывали свои объятия, притягивая кусочек пуха, в котором видели лишь семя, способное дать им оплодотворение, не замечая при этом всего остального -- того главного, благодаря чему только и можно было летать.

В глазах их была тоска, а в голосе угадывалась тщательно скрываемая зависть. Томный вид в действительности был очарованием хищной росянки, проглатывающей каждого, кто соблазнялся ее красотой. Стоило только прельститься и упасть в объятия источающего пьянящий аромат прекрасного цветка, как сразу же смятой, как нечто ненужное, оказывалась нежная белая оболочка пуха, крылья обламывались, чтобы ни к кому невозможно было улететь, и его превращали в инструмент размножения.

Завлекающая красота женщин служила определенной цели, и глупо было упрекать их в природном предназначении. Но с нарождающимся плодом исчезало былое очарование, а вместе с ним и то, что осталось от еще недавно восхищавшегося полетом комочка тополиного пуха.

Они кричали "возьми нас с собой, мы тоже хотим летать", но никогда не способны были оторваться от земли. Природа брала свое -- а у них и у него она была разная! Дмитрий чувствовал себя созданным летать и познавать, а в женщинах находил лишь умерщвление всех своих желаний -- его тайна обзывалась странностью, загадки желаний -- причудами, а тяга к полетам -- либо сумасшествием, либо кобелинством.

Изящное тело, прекрасный голос и печаль в глазах вроде бы говорили об искреннем желании оторваться от земли, но они не хотели преодолеть страх. Он же был не в состоянии поднять их на себе, а мог лишь на собственном примере показать, как нужно летать, и рассказать, что именно нужно делать. Но этого оказывалось недостаточно. Не хватало, по всей видимости, главного -- веры в способность полететь и смелости бросить весь тянущий к земле ненужный груз.

Любовь к женщине помогала оторваться от земли и вырваться в космос. Но Дмитрий знал, что его спутница не сможет прорваться вместе с ним в пространство вечной тишины и неизбежно возвратится на землю. Все попытки поделиться с женщинами своим опытом натыкались словно на каучуковую стену. Не было в них крыльев мечты и способности безоговорочно верить зовущему в глубины неба голосу. Понять они не могли, потому что не хотели, и при этом называли его рассказы странными фантазиями. Никто из прекрасных представительниц человечества не мог поверить в возможность летать -- а это и было самым главным, что не позволяло взлететь вместе. Вначале Дмитрий верил страстным призывам взять их с собою, и даже готов был подарить свои крылья, однако искреннее желание научить женщин парить каждый раз оборачивалось для него упреками в неискренности. Сам того не желая, Дима убеждался в справедливости слов: "рожденный ползать -- летать не может!.."

Да, он придерживался такого мнения, хотя оно и звучало оскорблением. Между тем это был лишь печальный итог общения с прекрасным полом, который Дмитрий втайне хотел опровергнуть, мечтая найти женщину, которая бы поняла его без слов. Но это была лишь мечта! И как ни старался, Дмитрий не мог избавиться от этой мечты, понимая всю ее несбыточность, однако продолжал мечтать, хотя каждый раз жизнь все расставляла на свои места.

"Как передать души томленье, что наполняет грустью грудь. А сердце просит повеленья отдать себя кому-нибудь. Желаньем самой нежной ласки пленен я собственной мечтой. Душа не знает уж опаски и мчится, мчится предо мной. Куда несет меня, не знаю, я словно птица окрылен. И все мечтаю и мечтаю, что буду счастьем наделен".

Словно в забытьи, Дмитрий шептал про себя слова, удивляясь, каким невероятным образом они слагаются в строфы, -- прежде он не замечал в себе способности говорить стихами. Но не это обрадовало Диму, а внезапно возникшее состояние безутешной грусти, в котором он любил пребывать долгими октябрьскими вечерами.

"Из слез своих я в лютый холод бездушной злобной клеветы создал мираж, что сердцу дорог, вложив в него свои мечты. Он стал моим отдохновеньем, даря надежду на любовь, в житейской скорби утешеньем и до сих пор волнует кровь".

Только посреди осенней тоски Дмитрий чувствовал себя неодиноким. Ничто не доставляло ему такого наслаждения, как любование красно-желто-черными красками осени и медленно опадающими кленовыми листьями. Долгий моросящий дождь вызывал желание поплакать вместе с ним, а различные оттенки грусти наполняли душу теплом, заставляя трепетать все существо.

"Без нежности я просто умираю, и жаждет чистоты моя душа. Я чувств своих подчас не понимаю, и обнажает нервы красота".

Неожиданно дверь открылась, и Дмитрий увидел входящую в палату женщину в белом халате. Она была красива -- это первое, что бросилось в глаза. Высокая, стройная, с пышными волосами, она производила впечатление, и зная об этом, делала вид, будто бы ей это абсолютно безразлично. Но демонстрировала это она как-то особенно, из чего нетрудно было заключить: хотя внимание мужчин и льстит ее самолюбию, но ждет она чего-то большего, чем просто ухаживания больничных кавалеров.

-- Здравствуйте, -- сказала прекрасная незнакомка, обращаясь к Дмитрию и при этом смотря в свои бумаги. -- Я инструктор по лечебной физкультуре. А вы Крестовский?

-- Да.

-- У вас перелом обеих голеней, одна нога должна быть в гипсе, другая в аппарате Илизарова.

Дима откинул одеяло и показал свои ноги. Даже не взглянув, инструктор продолжала говорить.

-- Итак, мне нужно показать вам несколько упражнений, которые вы должны делать самостоятельно.

-- А зачем?

Женщина впервые взглянула на Дмитрия. Он успел посмотреть в ее глаза -- они были серые и красивые.

-- Чтобы восстановить здоровье. Мы хотим, чтобы вы жили долго.

-- А зачем?

-- Что зачем?

-- Зачем долго?

-- Я вас не понимаю, -- инструктор в недоумении подняла брови. -- Вы что же, не хотите прожить подольше?

-- Не хочу. Какой в этом смысл? Важно не сколько, а как проживешь. Зачем вообще жить, если не знаешь, для чего?

-- Вы странный человек, -- сказала красивая женщина, пристально взглянув на Дмитрия.

-- Я знаю, -- невозмутимо ответил он.

-- Мне кажется, вопросами смысла задаются лишь те, у кого что-то не сложилось в жизни.

-- Это естественно, ведь мы воспринимаем мир сквозь призму личной трагедии. Вопрос смысла жизни -- это, по сути, проблема заполнения пустоты существования. Только то доставляет ощущение счастья, что освещено целью нашего пребывания на земле. Вот вы, в чем видите смысл своей жизни?

-- Я? -- растерялась инструктор.

-- Да, вы.

-- Ну, в счастье, в счастливой жизни.

-- А в чем, по-вашему, счастье жизни?

-- Какие вопросы вы, однако, задаете, -- смутившись, сказала инструктор. -- Ну, чтобы сладко есть и сладко спать, -- попробовала отшутиться она.

-- Однако нужно что-то и для души, -- словно не заметив шутки, сказал Дмитрий.

-- Для души я сажаю огород, развожу цветы. Когда утром выхожу из дома и вижу, как выросли овощи, то испытываю при этом невероятное наслаждение.

-- Хорошо, я иначе сформулирую вопрос. Ведь кроме огорода нужно еще что-то и для духа.

-- Я вас не понимаю.

-- Ведь и духовная жизнь чего-то требует.

-- А что такое духовная жизнь?

-- Спасибо, -- сказал Дмитрий, -- мне все ясно.

Спохватившись, инструктор неуверенно произнесла:

-- Можно читать философскую литературу, но быть занудой и эгоистом. Человек должен прожить жизнь. В этом и заключена его душа. А в чем, собственно, вы видите смысл своей жизни? В чем для вас счастье?

-- Счастье внутри нас, -- ответил Дмитрий. -- Нет ничего плохого и ничего хорошего, все лишь наше отношение.

-- Интересно вы говорите,-- сказала инструктор. -- Хотя трудно во все это поверить. Впрочем, заболталась я с вами. Мне нужно идти, а то опоздаю на курсы. Хочу получить второе образование.

-- А зачем вам второе образование?

-- Надо же развиваться, куда-то направлять не используемые на работе силы.

-- Простите, а как вас зовут?

-- Анна Викторовна.

-- Вас можно только пожалеть, Анна Викторовна.

-- Почему?

-- Да потому что женщина создана прежде всего для любви, а вовсе не для учебы.

-- К сожалению, жизнь не всегда складывается как бы хотелось, -- с грустной улыбкой промолвила Анна Викторовна.

-- Но всегда как должно, -- возразил Дмитрий. -- На мой взгляд, женщина это и есть профессия.

-- Знаю-знаю, мать, хозяйка, жена, -- отмахнулась инструктор. -- Но вы не представляете как это тяжело. Знаете, какой моральный пресс давит, когда занята только готовкой, обслуживанием детей и мужа? К тому же, чтобы хорошо зарабатывать, нужно расширять возможности выбора профессии. Одной любовью сыт не будешь. Необходимы материальные условия, достаток в доме.

-- Вы хотите сказать, что любить сможете лишь в благоустроенной квартире? -- с усмешкой спросил Дмитрий.

-- Во всяком случае, в шалаше рай с любимым невозможен, -- категорично ответила Анна Викторовна. -- На голодный желудок не до ласк. Из-за любви еще никто не умирал, а кушать хочется всегда. Разве вам все равно, чем питаться?

-- Я ем что придется.

-- Но ведь важно получить от еды наслаждение.

-- Не знаю как вы, а я наслаждениям предпочитаю радость.

-- Я вас не понимаю.

-- Разве мы живет для наслаждений?

-- А для чего же?

-- Когда есть все: и достаток в доме, и любимая работа, то чего может пожелать женщина? -- спросил Дмитрий.

-- Вот тогда любви.

-- А чего больше хочется: достатка или любви?

-- Так нельзя ставить вопрос; и того и другого.

-- Но чего более?

-- И то и другое важно. Без материального достатка нет любви.

-- Но ведь всегда есть что-то главное, а что-то подчиненное, и приходиться выбирать между любимым, но бедным или богатым, но нелюбимым.

-- Я никого не выбираю. Предпочитаю быть независимой и самостоятельной.

Неожиданно в разговор вмешался сосед.

-- Тут я прочитал в газете, как проводили социологический опрос среди женщин, и выяснили, что семьдесят пять процентов выбрали бы молодого и красивого, хотя и неумного, а двадцать пять немолодого и некрасивого, но умного.

-- Я этому не верю, -- категорично возразила Анна Викторовна. -- Лично меня о подобном никто никогда не спрашивал, а если бы спросили, я бы ответила иначе. Мне предлагали и машину, и квартиру, и дачу, но я от всего отказалась. Потому что меня всегда привлекали не столько богатые, сколько необычные мужчины. Если я не люблю, то мне ничего не нужно от человека.

По тому, как это было сказано, Дмитрий почувствовал, что это правда.

"Она так говорит потому, что у нее нет возможности поступить иначе. А если бы выбор был, то, скорее всего, она поступила бы прямо противоположно".

-- Ну, а если любите человека, а у него ничего нет, -- предположил Дима.

-- Я бы все равно вышла замуж за такого мужчину. Что и сделала. Дважды.

Инструктор кокетливо улыбнулась.

-- Мне кажется, что если женщина любит, то она...

-- Перенесет все невзгоды и лишения? -- перебила Анна Викторовна. -- Но ведь это не очень красиво, когда женщина должна преодолевать материальные трудности.

-- Мне кажется, если женщина любит мужчину, то ей нужна прежде всего его любовь, а если не любит, то все, кроме самой любви. Только зачем нужны деньги, если на них невозможно купить понимания и нежности?

-- Просто хочется хорошо жить. Когда постоянно болит голова от мыслей, как извернуться, чтобы хватило денег на необходимое, тут уж не до любви. К тому же, хочется получше одеться. Каждая женщина хочет выглядеть привлекательной.

-- В той газете было еще написано, -- встрял опять в разговор сосед, -- что лишь пятнадцать процентов женщин хотят любить, тогда как восемьдесят пять быть любимыми. А мужчины прямо наоборот.

-- Это естественно. Мужчины любят, а женщины принимают любовь, -- задумчиво произнес Дмитрий. -- Мне даже кажется, что мужчины более способны на самоотверженную любовь. В любви женщин материального больше,

[ 1 ... 27 28 29 30 31 ... 96 ]

[ на главную | скачать полный текст | послать свой текст ]