-- Может быть, из
зависти, оттого что не любим сами?
-- Почему мне кажется,
что сейчас, вспоминая прошедшее, я
люблю ее сильнее, чем раньше?
-- Любовь живет
мгновениями прошедшего счастья,
потому что любовь это всегда история,
ограниченная во времени и безмерная в
переживании. Понять настоящее, можно
лишь оглянувшись в прошлое, а для
того, чтобы оценить, нужно с чем-то
сравнить. Так уж устроены люди.
Поэтому мы всегда оглядываемся в
прошлое и даже воспринимаем
настоящее через призму прошлого. Не
потому ли любовь "на всю
катушку" возможна после долгого
расставания. Хочется вернуть хорошее,
пережить все вновь, даже если
прошедшее было не столь радужно, как
это кажется сейчас. Помани женщину ее
первой любовью, и она бросит все ради
того, чтобы вновь пережить мгновения
давно прошедшего счастья.
-- Но тогда почему
воспоминания часто оказываются
сильнее, чем переживания в
настоящем?
-- Возможно, потому,
что воспоминания, как правило,
содержат преимущественно приятные
мгновения, а все плохое забывается.
Мне кажется, желание окунуться в
прошлое есть бессознательное
стремление вернуть молодость. Все
понимают, что это невозможно, но
страсть как раз и вырастает из желания
невозможного. Именно стремление
повторить во что бы то ни стало
мгновения счастливого прошлого
заставляет совершать поступки,
кажущиеся безумными.
Мария взглянула на
Дмитрия и сказала:
-- Может быть, ваша
жена уже давно все поняла и готова
раскаяться, чтобы вернуться. Но ее
останавливает ваше непрощение. А
чтобы избавиться от удушающей
пустоты одиночества, она бросается от
одного к другому, будучи не в силах
найти себя в той, которая навсегда
осталась в вашем сердце.
-- Она хочет, как в
кино, хочет быть героиней
романтических романов.
-- Так стань ее героем.
-- Она вышла за меня,
как я понял позже, из-за
необходимости, чтобы не опозориться в
глазах родных. Она думала, что, узнав о
ребенке, я ее брошу. Но бросила меня
она. К тому же, теща ревновала внучку
ко мне, а жена -- меня к ребенку. Теща
не намного меня старше, и видит в
своей внучке дочку, которую хотела еще
успеть родить. Я любил жену, а она...
Нет, не знаю, не знаю.
Дмитрий хотел, но не
решился сказать о самом главном,
полагая, что интимные подробности
могут быть излишними. Он хочет
сказать, что жена зачала в тот самый
момент, когда сказала, что хочет от него
ребенка. И хотя он понимал, что совсем
еще юная девушка не готова к
материнству, однако не смог
сдержаться после слов, которые мечтал
услышать.
-- А теперь она требует
от меня справку от венеролога и из
психдиспансера, желая убедиться, что я
могу встречаться с ребенком, --
пожаловался Дмитрий.
-- А все потому, что
ваша жена не может признать своей
неправоты. Просто она не знает, как
жить дальше. А для того, чтобы понять
свои ошибки и впредь не повторять их,
нужно раскаяться. Ведь именно
раскаяние является гарантией не
повторения совершенного греха.
-- Как здорово вы
говорите, -- зачарованно произнес
Дима.
-- Только не думайте,
что я само совершенство. Нет, я самый
обыкновенный человек, и мне тоже не
всегда хватает воли поступать так, как я
считаю правильным. К тому же,
женщина существо слабое,
нуждающееся в поддержке. Я родила
ребенка от человека, с которым
впоследствии рассталась. Этого никто
из моих родных не смог понять. Но я его
просто не любила! Разве этого мало?
Меня посчитали ненормальной, когда я,
забрав грудного ребенка, убежала к
маме, ничего не взяв из вещей. Сейчас
уже перестала обращать внимание,
когда мне говорят, что я сумасшедшая.
Меня и в школе называли "белой
вороной". Постепенно я привыкла
быть не как все. Вышла замуж за моего
нынешнего супруга, который усыновил
первого ребенка, родила ему еще
мальчика и девочку. Но незаживающей
раной на сердце укоряющий взгляд
моего первенца. Он замкнулся в себе, и
я ничего не могу с этим поделать.
Наверно, он чувствует себя чужим рядом
со своими сводным братом и сестрой.
Но я не в силах ничего изменить.
Понимаю, что согрешила, раскаялась,
однако исправить ничего не в
состоянии. К тому же, мой старший
совсем не такой, как его брат и сестра.
Он мне кажется лучше, тоньше, чище. Но
взгляд его мне словно нож в сердце.
Слова из него никогда не вытянешь,
хотя чувствую, он все понимает. Это
молчание для меня словно осуждение и
постоянное напоминание о
совершенном грехе. А недавно украл
деньги из портфеля мужа. И зачем? Мы
ведь и так покупаем ему все
необходимое!
-- У своих красть не
станет.
-- Да, вы правы. Я
чувствую в произошедшем свою вину, но
ничего не могу поделать. Видно, каждый
учится на своем собственном опыте.
-- Но что тогда толку от
всех прочитанных книг, если человек не
в состоянии сделать то, что считает
правильным?
-- Многие все
понимают, однако мало кто так
поступает. Быть может, главное, чему
нужно научиться -- это любовью творить
любовь. Если ваша жена росла без отца,
то, вероятно, ее просто никто не научил
любить. Ведь любить мужчину это целое
искусство!
-- Так же, как и любить
женщину, -- заметил Дмитрий. -- Но я
боюсь окончательно разочароваться и в
женщинах, и в жизни вообще.
-- Страх, страх убивает
все, даже любовь превращая в
ненависть. Мы и боремся из страха,
опасаясь, что, оставшись в
беспомощном состоянии, будем
безнадежно одиноки и никто нам не
поможет. Но в настоящей любви нет
страха.
-- В чем же тогда
состоит бесстрашие любви?
-- Наверно, в
способности любить несмотря ни на что.
Совершенная любовь не нуждается во
взаимности. Но для этого необходимо
однажды выбрать: любить или иметь.
Возможно, именно в этом ключ к
счастью любви, поскольку любовь -- это
величайшее самопожертвование.
-- Но возможно ли оно
каждый день?
-- А вы посмотрите на
наших врачей и медсестер.
Дмитрий смутился.
-- Любовь и смерти не
боится. Ведь смерть это всего лишь
переход в любовь.
Дмитрий вдруг
почувствовал, как воспоминания
фотографическим снимком
проявляются на фоне выжженной
солнцем земли, запекшейся крови,
сквозь крики и стоны людей;
неожиданно он ощутил вкус боли и запах
крови, а чувство любви и всепрощения
наполнило душу пьянящей тоской,
отчего слезы выступили на глазах,
словно когда-то он пережил уже это; и
что-то внутри зажглось в том самом
месте, где должны расти у человека
крылья.
"Откуда, откуда
во мне это ощущение, будто раньше я
уже где-то видел эти глаза, словно мы
встречались в другой жизни?"
-- Хотите, я включу
музыку? -- предложил Дмитрий. -- Это
мои любимые мелодии. Когда я их
слушаю, то душа очищается. Впитывая
эти божественные звуки, я чувствую,
как становлюсь все легче и легче. Это
позволяет мне взлететь, чтобы
поплакать в вышине.
Мария только
улыбнулась.
Они долго сидели,
общаясь при помощи глаз и пытаясь
узнать друг друга. А музыка тихо
звучала, высвобождая скованные
словами чувства.
-- Знаете, мне кажется,
что каждая женщина это неповторимая
по красоте, теплоте и цвету мелодия.
Вот, например, сейчас я чувствую, как от
вас исходит тепло. Это ощущение
подобно действию удивительно приятной
музыки.
-- Наверно, -- сказала
Мария, кутаясь в больничный халат.
"Ей
нравится", -- подумал Дмитрий. Он
сам испытывал дрожь от проникающих в
душу и резонирующих в ней звуков.
-- Мне надо идти, --
извиняющимся тоном сказала Мария.
-- Вы придете еще?
-- Уже поздно.
Спокойной ночи.
Мария ушла, а
Дмитрий долго не мог заснуть, грустя о
женщине, которая не стала его судьбой.
К удивительному аромату доброты и
нежности, оставшемуся после ухода
Марии, незаметно начала
примешиваться горечь воспоминаний.
"Жена. Отомстить
ей? Любить, не подпуская к себе?
Наверно, стоит попробовать. Своими
признаниями в любви и верностью я
доведу ее до самоубийства. Буду
просить и умолять, зная, что она не
согласится, издеваться над нею
невозможностью нашего счастья,
терзать своей недоступной для нее
любовью, и тем убью ее, отомстив за то,
что когда-то она отвергла меня. Она
выбрала в любовники мальчишку, так
пусть остается с ним. А я уеду, быть
может, даже не один, и буду посылать ей
стихи и розы, как память о
безвозвратно утраченном. Пусть кусает
локти, пусть плачет по ночам в подушку,
не в силах вернуть выброшенное
когда-то. Пусть, пусть она сполна
насладится своими любовниками, и
выпив удовольствий чашу, обнаружит на
дне ядовитую горечь отрезвления,
которая убьет ее. Я разрушу ее
самопредставление, она увидит себя
изменницей и предательницей,
бросившей тяжело травмированного
мужа в больнице в чужом городе, в то
время когда сама забавлялась
молоденьким мальчиком, укравшим у
отца любимую дочь. Я стану для нее
зеркалом, и пусть она, не выдержав
всей правды о себе, разобьет это
безжалостное зеркало, показавшее,
какая она есть на самом деле. Нет, она
не сможет выдержать этого, и
неизменным постоянством своей любви
я подведу ее к той черте, где легче
отказаться от жизни, чем признать себя
подлецом. Я поднимусь высоко и
многого добьюсь, но не захочу
возвращать то, что навсегда осталось в
полной надежд на бесконечное счастье
молодости. Пусть все будет как есть, я
не хочу менять своей судьбы, ведь
самый лучший венец радости это
безнадежная печаль, а самая
прекрасная любовь, которая не имеет
окончания, подобна вечному роману,
наполненному теплыми и одновременно
грустными воспоминаниями. Так пусть
будет смерть прекрасным окончанием
этой печальной истории, благодаря
которой мы встретимся в Вечности, где
уже не будет преград нашему чувству.
Ведь преграда это мы сами".
Неожиданно сквозь
горечь и боль стали пробиваться
светлые воспоминания первых месяцев
знакомства с девушкой, которая должна
была стать его женой. Они были
очарованы друг другом. Но уже тогда
Дмитрий понимал, что когда-нибудь
будет с грустью вспоминать об этом
сказочном периоде своей жизни. Так и
случилось.
Лежа в одиночестве,
Дмитрий погружался в светлые и
одновременно грустные воспоминания,
которые, словно теплая ванна,
согревали и успокаивали его.
"Что же мне
делать с этим клокочущим водоворотом
в груди, готовым в любой момент
вырваться на поверхность выбросом
перебродившего желания? Все
существо мое просит ласки. Душа
стремится взлететь, а тело приковано к
земле. Это не искушение, не соблазн, а
просто жажда тела. Зачем мучить себя
голодом, если в том нет греха?
Все думаю о ней, и
никого не вижу с собой рядом. Не хочу,
не могу желать женщину, которую
люблю и которая трахается с другими.
Конечно, все
возможно, но я так не хочу!
Я желаю свою жену,
хочу, чтобы как прежде все было
наполнено нежностью, чистотой и
доверием.
Неужели она это не
чувствует и не тоскует?
А я хочу все ту же
доверчивую, открытую и чистую девочку.
Но прошлое вернуть
невозможно. Можно лишь полюбить
такую же девочку, и все повторится с
начала и до конца, как это было с
женой.
Мы вдвоем и никого
больше нет рядом...
За окном мелкий
дождь поздней осени, медленно
сползают сумерки, и все постепенно
оказывается окутанным очарованием
раннего вечера...
Она молода, чиста и
доверчива, а я так устал от одиночества,
что просто вне себя от счастья...
Холодно. Мурашки
пробегают по коже.
Развожу огонь. Когда
дрова начинают весело потрескивать,
протягиваю руки, чтобы впитать в себя
первые нежные ростки тепла...
Мы садимся у печки --
она в шезлонге, я возле ее ног...
В проникновенной
тишине обоюдного молчания говорят
только наши чувства...
Я испытываю
восхищение моей давней прекрасной
мечтой и буйством самых невероятных
настроений, разгорающихся во мне
подобно огню в печи...
Она вызвала во мне
чувство, которого не ожидала и не могла
понять, а тем более ответить на него...
Тепло из печи
постепенно наполняет комнату и хочется
раздеться, чтобы каждой клеточкой тела
прочувствовать, как внутри оттаивают
замороженные страхом желания. Но я
все еще не смею открыть дверь своей
ледяной камеры, боясь впустить туда
кого-либо. Страх быть непонятым и
осмеянным мешает поверить в то, что
все происходит на самом деле, и эта
девушка не сон, а самая что ни на есть
моя мечта...
Тонкая, хрупкая, не
понятая и отвергнутая родителями, она
сидит рядом и так же, как и я, готова
скинуть промокшие одежды, чтобы
побыстрее согреться. Но ни я, ни она --
мы не решаемся сделать это, стесняясь
быть естественными и опасаясь быть
неправильно понятыми...
Я видел в ней не
просто женщину, а нечто большее.
Казалось, она и есть тот самый ключик,
который откроет покрытую толстым
слоем льда мою окоченевшую душу и
оживит скованную страхом любовь. Эта
девушка вся воплощение моих грез и
кажется фантомом, готовым испариться
в любую минуту...
Я подарил ей нежный,
как она сама, бутон нарцисса. Она
поставила его в бутылку, и мы стали
наблюдать, как неторопливо цветок
распускается. И наши души
раскрывались вместе с ним...
Я заварил чай,
разрезал купленный пирог и стал читать
стихи, чувствуя, как тепло нежности
проникает в меня, раскрепощая от
заученных правил и внедрившихся в
сознание стереотипов...
Благодаря дыханию
тепла из печки я чувствовал, как,
оттаивая, каждая клеточка тела
начинает болеть от неприкосновения,
требуя нежного поглаживания...
Но не смею
притронуться, опасаясь испугать ее
неосторожным движением, боясь
сломать нераспустившийся цветок. А
потому касаюсь словом, ласкаю
строчками стихов...
Ничего более я не мог
себе позволить, да и не хотел, несмотря
на то, что тело ныло, требуя
утешительной ласки...
Все существо мое
стонало от боли, а размороженные
желания начинали терзать,
подсказывая, что боль может утихнуть
лишь при проникающей даже сквозь
кожу нежной ласке...
Но я все еще не мог
выйти из гипнотического транса,
вызванного видом этой сидящей у огня,
скованной не меньше меня девочки. У
меня начинала кружиться голова, ноги
немели, а руки отказывались
подчиняться...
Все во мне начинало
трепетать от разбуженных желаний. Но
эта не была знакомая удавка похоти,
вызывающая изматывающее
возбуждение. Я просто расслабился от
окутавшего меня нежного тепла и не
мог шевельнуть ни ногой, ни рукой.
Казалось еще немного и сойду с ума,
будучи не в силах сдержать начинающее
закипать головокружительное...
То была не робость, а
охвативший меня необъяснимый трепет
все разраставшегося и
усиливающегося, проникающего в
каждую пору моего существа
томления...
Хотелось кричать,
петь, стонать, но я сидел как
завороженный, молча взирая на
пляшущий в печи огонь...
Этот огонь
невозможно затушить ничем. И
нетерпеливо касаясь его коченеющими
пальцами, я не чувствовал боли, когда
язычки пламени готовы были лизнуть
околдованного непонятными чувствами
мечтателя...
В ней не было тела, а
лишь полупрозрачная кожа и гладкие
зачесанные назад светлые волосы...
Что это? Кто сидел со
мной рядом? Или, может, это был
только сон, еще один мираж моих
желаний, готовый в мгновение
исчезнуть, оставив после себя
нестерпимую тоску и не успевшую
утихнуть боль безнадежности...
Мне хочется тихо ее
целовать, медленно водить по коже
пальцами, дыханием согревая каждую
клеточку тела...
Но нет, не хочу
дотрагиваться. Это все равно что
засунуть пальцы в бутон цветка. Один
только вид ее доводит меня до
исступления, опьяняя прорвавшейся
сквозь все запреты нежностью...
Я сажусь на пол и
руками обнимаю ее голени, головой
уткнувшись в колени...
Застыв в забытьи этой
невообразимой ласки, не хочу
шевелиться, боясь нарушить движения
светлого потока, идущего сквозь нас и
поднимающего обоих в потоке
растревоженных чувств...
Хочется плакать, и я
плачу, не желая больше сдерживать
наводнения оттаявших желаний. Плачу, а
вкус слез соленый и даже горьковатый
от застоявшейся тоски. Возможно
оттого, что вместе со слезами выходит
вся накопившаяся за долгие годы
горечь разочарований...
Я плакал, пугая ее
непонятными слезами...
Малейший намек на
секс вызывает отвращение. Хочется
только вечно лежать у ее ног и плакать,
окунув лицо в ручеек прозрачной
грусти...
