переполняющую душу нежность?
Главное в том -- что ЛЮБОВЬ ЖИВЕТ ВО МНЕ!
Я люблю. И неважно кого.
Главное, я люблю, и тем счастлив!
Но я добьюсь ее, и она будет моей.
Будет! Несмотря ни на что!
Если я не прощу ее и не верну, то все теряет смысл.
Но я верну ее. Верну!
Но не могу. Стоит только подумать о ее любовниках, как сразу желание пропадает.
А может быть, она сейчас мучается, забеременев неизвестно от кого, а я пытаюсь отомстить ей.
Она умирает, а мне будто весело.
Я победил.
Как глупо. Как чудовищно глупо!
Он срывается с места,
бежит по ночным улицам,
надеясь попасть туда, где корчится в муках
ненавистный ему любимый человек.
Врывается в родильный дом и
ТРЕБУЕТ, ПРОСИТ, УМОЛЯЕТ
пустить его, чтобы УСПЕТЬ,
пока еще не поздно,
УСПЕТЬ ВЫМОЛИТЬ ПРОЩЕНИЕ!
Ведь она может умереть! УМЕРЕТЬ может!
Как вы не понимаете!
Нет! Нет!! Нет!!!
Я должен, ДОЛЖЕН ее спасти!
Ведь я люблю ее, ЛЮБЛЮ!
И не могу не испытывать страдания оттого, что люблю.
Но пусть будет страдание, лишь бы была любовь, раз одно без другого не существует.
Я с наслаждением выпью сладостную муку.
Я готов к этому самосожжению любви!
А может быть, я просто ее выдумал, и мои мечты затмили реальность?
Может быть, она действительно обыкновенная мещанка?
Но она полюбит меня!
Я же буду любить ее так, что добьюсь уже не только ее саму, но заслужу ее любовь!
Однако мщу нелюбовью, которой только и способен выразить свою любовь.
Словно на рыцарском турнире столкнулись два стальных панциря,
каждый заслоняющий свое трепетное чувство.
Она, как и я, жаждет любить, а значит, желает избавиться от бронированного равнодушия.
Но и я и она боимся боли.
Однако продолжаем истязать друг друга, вместо того, чтобы целовать.
Она уже готова сдаться и вся подчиниться любви,
но неожиданно обнаруживая мою скрытую нелюбовь,
спохватывается, вся съеживается, отчаянно смеется, пытаясь спрятать свою наготу
и вновь надеть защитный панцирь.
Но поздно!
Я оказался коварнее и сильнее,
и убиваю мою любовь,
а заодно и чувство женщины, которая уже готова была стать моей.
Своей нелюбовью я уничтожил любовь, окончательно похоронив надежды на примирение.
Вижу, как трогаю ее нецелованные губы, как согреваю дыханием маленькие груди.
Теплая мраморная кожа, спутавшиеся волосы, соленые росинки на губах,
и мука невысказанного желания, исказившая лицо.
Несмелым движением она расстегивает пуговицу на своих стареньких джинсах, и, стесняясь,
неловко стягивает их.
У нее красивые, удивительно стройные ноги, совсем как у мальчика.
Тонкие лодыжки.
И эти шелковые трусики... Они сводят меня с ума!
Зачем, для чего я это делаю, ведь оно не способно выразить моего чувства?
Не этого требует моя душа!
Что за непонятное желание? Или просто так нужно, потому что так делают все?
Целую ее невыразимо длинную шею и пульсирующую ниточку жизни,
пряча свои слезы в ее волосах.
Но превратившаяся в кусок льда, душа моя не может растаять в костре страсти.
Тогда отчего я плачу?
Но откуда такая уверенность?
Я ласкаю ее с какой-то болью,
словно лижу кусок замерзшей стали,
и никак не могу унять дрожь,
лихорадкой трясущую тело,
и мурашки, пробегающие по коже,
покрывающие мою скованную страхом душу.
Я хочу любить, но не могу.