Новая русская литература. Кофырин Николай Валентинович: "Чужой странный непонятный необыкновенный чужак"

НОВАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Кофырин Николай Валентинович: "Чужой странный непонятный необыкновенный чужак"

[ 1 ... 75 76 77 78 79 ... 96 ]

себя виновной. Значит, не раскаялась и ничего не поняла. Ведь ни от жены, ни от мотоциклиста я не требовал раскаяния, а хотел лишь, чтобы они вернули мне то, что отобрали: мотоциклист -- здоровье, жена -- любовь. Но ни тот, ни другой не сделали этого, что доказывает -- они не поняли всей тяжести содеянного. Никто из них не попросил у меня прощения, хотя бы из вежливости. Тогда, наверно, было бы легче простить и забыть о происшедшем. Но ведь с женой я связан ребенком, а мотоциклист не перестанет ездить на своем мотоцикле по дорогам. Так какие же мне выстроить отношения, если и я, и они еще будем продолжать существовать? Наверно, нужно помочь им понять. А стоит ли? Ведь я скоро уйду от них. Может быть, лишь тогда они поймут, когда уже не будет возможности сказать "прости". А может быть, вздохнут с облегчением оттого, что я избавил их от необходимости признавать свою вину? Но так ли важно, чтобы они поняли, ведь каждый отвечает сам за себя? Я готов их простить, и прощаю. Хотя это скорее прощание для себя".

На душе было тяжело, хотелось с кем-то поделиться, рассказать о своей боли. Устав от диалога с самим собой, Дмитрий взглянул в окно.

"Как рано стало темнеть, -- подумал он. -- Впрочем, это неважно. Стоит ли думать о свете, когда, быть может, совсем скоро меня ждет полная темнота. Мгновения жизни пролетают бесцельно, глупо, без всего, а годы, как минуты тают, не оставляя ничего. Но, может быть, средь тех мгновений, что память все же сохранила, не будет грустных впечатлений, из-за чего душа так ныла. А если вычеркнуть и их, то что составит жизни стих?"

Удивившись промелькнувшим мыслям-стихам, Дмитрий оглянулся в прошлое, и почувствовал необходимость рассказать кому-то о своей жизни, чтобы понять ее. И неожиданно для себя самого, словно обращаясь к невидимому собеседнику, он заговорил:

" Я жил во тьме печальных будней, покой в душе всегда ценя, не предаваясь скуке нудной и изучая свое Я. Жизнь представлялась, как дорога, что всех ведет нас в никуда. Душа спала, как недотрога, надеясь, что придет весна. Уже мечтания младые прошли, как утренний туман. Пришли лишь волосы седые, как плата за самообман. А впереди меня не ждали надежды юношеских лет. Казалось, все мы опоздали застраховать себя от бед. Любви иллюзия исчезла, растаял тотчас жизни смысл, и никого не появилось, с кем мог бы я душой быть чист. Божественная тень мадонны меня и краем не коснулась. Душа моя -- края бездонны -- от сна любви уже очнулась. Чистейший прелести образчик, чей взор пленительный и томный, -- стал денег требовать и дачи, ругаясь словно грузчик сонный. Вдруг почему-то к жизни силы исчезли, словно миражи. В чем видел радость важной цели, вдруг стало ниже мелкой лжи. Исчезло все, во что я верил: любовь, блаженство, сердца стон, и никого не появилось, в кого я мог бы быть влюблен. Душа -- замерзшая стихия -- не дождалась тепла любви, а ласки нежные, простые, остались в сумерках мечты. Все чуждо мне -- любви утехи и поиск истины во мгле, карьера, прочие успехи -- живу как будто бы во сне. И снятся мне мечты лобзанья и нежность выше всяких сил, души оргазмные стенанья, -- все, что я только ни просил. Во сне я пьян, я пьян душою -- любви наркотик мне введен. В том мире я гроша не стою, а в этом ложью отрезвлен. Зачем же жить, к чему стремиться, что в жизни выше всяких дел, чему здесь можно удивиться, чтоб в чувств проникнуть беспредел? И как опять не обмануться, и как других не обмануть? Заснуть, влюбиться и проснуться, чтоб для любви опять заснуть?

Проходят дни без вдохновенья, а годы в поисках любви, в душе моей взросло сомненье -- нет в жизни счастья красоты! Себя я вовсе не жалею, хоть сердце рвется от тоски, лежу, грущу и сожалею -- кругом мечты, одни мечты! Все спят, едят, зачем-то любят, стремясь прожить еще хоть день, и строят жизнь из серых буден, скрываясь в собственную тень. Зачем-то в пошлость прячут душу, копаются в чужом белье, боясь приблизиться к вопросу -- зачем живешь ты на земле?! В ком же найти мне состраданье, услышит кто-нибудь мой крик? Нет никого, одни терзанья, мученья, -- как же жить без них! Но может, кто-то сердцу милый любовью раны вылечит? Кто обладает этой силой, кто в глубь души моей воззрит? Но нет, как прежде, одинок я и проклят жить всегда один. В любви мне только лишь страданье, хоть вовсе я не нелюдим. Мне тридцать три -- Иисусов возраст, а что я в жизни совершил? Кто мне воздаст благодаренье? Меня никто ведь не любил. Где же найти для жизни силы, что мне поможет вновь восстать, кто скажет мне -- "ты мой любимый, я помогу тебе страдать"? Но нет вокруг души родимой, всяк лишь в себе, исхода нет. Я назову тебя любимой -- мечта моя, мой божий свет..."

Чтобы отвлечься от мучительных мыслей, Дмитрий включил телевизор и увидел, как какой-то человек, по всей видимости, проповедник, с весьма убедительным видом вещает перед большой аудиторией. Дима сделал погромче звук и замер, поразившись услышанному.

"...смерть подстерегает нас на каждом шагу. Но если думать о ней и бояться ее, то жизнь становится невыносимой. Ожидание смерти страшнее, чем сама смерть. Значит, нужно как-то преодолеть этот страх. Но как? Забыться в вине, разгуле, наркотиках, или отвлечься, рассеяться в суете будничных забот, живя, как в последний день? Преодолеть смерть творчеством, надеждой, что это сохранит тебя после смерти? Или же играть в прятки со смертью, превратив страх в бесстрашие? А может быть, обрести в смерти смысл существования, когда ее наступление осветит прожитое и выделит главное? Нет жизни как таковой, есть лишь момент, в котором заключена наша жизнь, -- когда мы любим и делаем добро или когда негодуем и творим зло. Однако не столько смысл освещает мгновение, сколько мгновение освещает смысл прожитой нами жизни. Смысл приходит, как вспышка, но осуществляется как процесс. Свободен тот, кто не боится умереть. Но бесстрашие дуэлянта -- это чаще всего задавленный страх и на самом деле бегство от страха, то есть страх еще больший. Не со страхом смерти, а со страхом жизни связан поиск смысла. Если страх смерти связан с инстинктом самосохранения, то страх прожить жизнь без смысла -- это страх человеческий, страх разумного существа. Наличие страха прожить жизнь бессмысленно подразумевает необходимость поиска смысла. Страх бессмысленности своего существования скрывает предназначение. Чтобы понять страх бессмысленности, нужно не бояться отыскать смысл. Страх бессмысленности проживаемой жизни есть перевертыш страха обрести этот смысл. Но так же, как смерть является фактом, которого не избежать, так и смысл рано или поздно осветит проживаемую нами жизнь. Это как прозрение, которое наступает вместе со смертью, или раньше, но все равно с неким подобием смерти. Любой страх функционален и производен. Он является бессознательной реакцией, выражая необходимость преодолеть то, чем этот страх вызван. Задача состоит в том, чтобы раскрыть, осветить, понять, что скрывает за собой страх. Но чтобы понять, нужно прежде всего преодолеть инстинктивную реакцию неприятия. Постановка вопроса "в чем смысл жизни, если мы все равно умрем?" есть неосознанное выражение страха перед жизнью. Чтобы понять смерть, нужно преодолеть страх смерти. Человек стремится преодолеть смерть всеми доступными ему средствами, и прежде всего через рождение детей. Однако это является лишь замещением смерти, но не ее преодолением. Смерть -- лишь одна из сторон истины. Быть может ее внутренняя сторона. Страх смерти преодолевается только смыслом проживаемой жизни, который не ограничивается рамками самой этой жизни, а выходит за ее пределы. В отсутствии смысла вопрос заглушается пьянством или суетой. Большинство людей убегают от страха смерти через повседневные дела, не решая для себя вопроса о смысле своего существования. Они стараются не думать о смерти, а значит -- и о жизни. Тот же, кто задумывается о смысле, невольно думает и о смерти. Невозможно понять конечность в бесконечности, не ограничив ее рамками. Только смерть позволяет быть честным и откровенным с собой до конца. Смерть просветляет жизнь. Она, словно рентгеновскими лучами, высвечивает все скрываемое, делая очевидным, каков ты есть на самом деле. Думая о смерти, человек или признает ее, или не признает. Если признает, то либо ищет способ убежать от смерти, либо пытается чем-либо преодолеть ее. Как только человек перестает бояться смерти, так сразу же перед ним открывается цель пребывания на земле. Предсмертие дает удивительное ощущение свободы. Если присмотреться повнимательнее, то окажется, что все проблемы в жизни человека -- это проблемы смысла проживаемых дней. Вникнув в суть конфликтов, легко обнаружить, что почти все они порождены неудовлетворенностью тем, как ты проживаешь каждый конкретный день. Жестокость есть проявление страха перед смыслом, фактически отторжение смысла. Она возникает не оттого, что смысл жизни вовне, а потому что он рядом и требует познания. Но поверить в наличие смысла, означает поверить в наличие цели, а значит и в свое предназначение. Поиск смысла есть поиск пути в Вечность. Смысл не может быть в жизни вообще. Смысл -- категория индивидуальная. Каждого человека волнует прежде всего смысл его личного существования, так же как своя жизнь заставляет волноваться более, чем жизнь других сотен миллионов людей. Поиски смысла -- это не поиск виновного. Несправедливая жизнь -- не бессмыслица. Есть ли смысл в нецелесообразных действиях? Смысл в нас самих, и мы придаем его всему. Что для нас значимо, то и имеет смысл. Основа понятия смысла жизни -- не то, почему мы живем, а то, зачем мы живем. Если мы умрем, то зачем же мы жили? -- вот как нужно ставить вопрос. Дело не в конечности конкретной жизни, хотя и в этом тоже, поскольку всякий смысл есть реальное измерение и одновременно наполнение какого-то ограниченного пространства. Если это пространство бесконечно, то и смысла в нем быть не может. Для большинства людей вопрос смысла это проблема оправдания своего существования. Возможно, основное содержание сознательной жизни человека и есть самооправдание. Жизнь такова, какой ты живешь. Оправдание же -- средство против голоса совести. Совесть оказывает на нашу жизнь гораздо большее влияние, нежели может показаться. Большинство людей признают для себя смерть как конец всего лишь затем, чтобы оправдать свою слабость и совершенные грехи, за которые, как они надеются, никогда не наступит расплата. Но расплата приходит всегда, даже если не в этой жизни, то в другой. Однако в это просто не желают верить, дабы оправдать свой самообман. Потребность в поиске смысла возникает не просто как желание найти оправдание, а скорее как желание достичь чего-то; не как взгляд в прошлое, но в будущее, как желание понять и как необходимость понять, чтобы идти дальше. Смысл не может быть оправданием жизни, хотя и служит этой цели. Оправдать можно уже прожитое, но не то, что еще только предстоит сделать. Оправдание -- это всегда взгляд в прошлое, это всегда что-то недостойное, скорее проявление слабости, нежели силы; смысл -- выражение предназначения, это Абсолют, и он не может вырастать из желания найти безразлично какое оправдание. Да, поиск оправдания это проявление слабости, тогда как поиск смысла -- выражение силы! Оправдание это всегда "почему" или "отчего", тогда как смысл -- "для чего" и "зачем".

Жизнь потому и имеет смысл, что человек смертен. Именно смерть придает человеческой жизни смысл. На самом деле, человека мучает не страх смерти, а страх бессмертия! Нет страха смерти, есть лишь желание жить. Что толку протестовать против смерти? Нужно просто переступить через нее, и тогда страх неизбежной кончины исчезнет. Смерть это всего лишь призма, через которую видна Истина. Умирать мучительно тому, для кого ужасна своей бессмысленностью прожитая жизнь. Не бывает бездумной жизни -- каждый размышляет о прожитом. Жизнь ужасна не бездумностью, а осознанием того, что прожита впустую. Когда понимаешь, для чего надо было жить, но уже невозможно ничего исправить, тогда и постигаешь весь ужас смерти. Ужас это неосознаваемый страх. Но страшна не смерть, а процесс умирания. Страх смерти на самом деле -- это страх перед жизнью. И даже не перед кончиной как таковой, а перед небытием от неудовлетворенности прожитой жизнью. Страх бессмысленной и напрасно прожитой жизни есть бегство от смысла, нежелание его понять и начать жизнь иную. Но изменить жизнь можно только в соответствии с обретенным смыслом. А для этого необходимо познать его суть. Смысл там, где мы есть. Он никогда не исчезал, даже в том или ином миропонимании, потому что всегда оставался в нас самих. Не бывает высшего или низшего смысла, христианского или коммунистического. Есть просто смысл, и он всегда один. Это Абсолют! Смысл жизни не может быть ни в постижении Бога, ни в подражании Христу. Это происходит само собой, когда постигаешь цель своего пребывания на Земле. Смысл жизни может быть только в самой жизни, как и смысл чего-либо -- только в нем самом. Смысл -- это наполнение и одновременно предназначение, которое заключено в самой жизни. Смысл это процесс, суть которого выражена в его цели. Но цель не может быть просто в продолжении, поскольку возникает справедливый вопрос -- а зачем продолжение, ради чего? Смысл -- это выражение нацеленности, это раскрытие цели, ее объяснение. В то же время сама цель есть выражение смысла, который преодолевает границы своего ограниченного пространства, тем самым развивая себя. Ради чего жить, если не стремиться к идеалу? Все остальное недостойно устремления. Устремленность -- это и есть направленное движение к идеалу! Но если идеал настолько противопоставляет себя действительности, что бывает оскорблен ею, то это уже мечта, оторванная от реальности. Идеал родится не в мечтах, а в муках. Идеал требует действия, мечта же бездействует. Да, жить нужно ради идеала, но только в настоящем, потому что будущего не существует. Все в настоящем -- и прошлое и будущее. Тот, кто живет ради будущего, не может отвергать настоящее, потому что будущее это уже вчера и уже завтра! Невозможно знать, каким будет завтра, а потому нужно просто жить, воплощая постигнутый смысл. Это воплощение и будет преодолением возникающих трудностей. Некоторые видят в жизненном процессе, как во всяком процессе, некую цель, и это правильно! Вся жизнь человека это процесс поиск ответа на вопрос о бессмертии. Либо человек утверждает бессмертие верой в вечную жизнь, создавая гениальные творения искусства, в которых находит ответ на вопрос о смысле проживаемой жизни, либо отрицает бессмертие неверием и самоубийством, будь то фактическое уничтожение себя наркотиками или умерщвление духа материальным потребительством. Нельзя низводить человека до роли морского песка, говоря лишь Почему он живет. Но Зачем, для чего! У человека есть цель прихода в этот мир, безусловно, есть. Какова она? Это Тайна. Но Тайна нужна человеку, чтобы верить и ощущать собственную малость перед ее непознанностью. Тайна жизни после смерти сокрыта тайной, чтобы у нас был свободный выбор. Люди не должны знать. Но лишь тот, кто верит, тот достигает праведности, лишь тому открыт путь в мир иной. Именно отрицание жизни после смерти, то есть вечной жизни, приводит людей к греху через соблазн сиюминутной выгоды в сиюминутной жизни. Никто не может примириться со своим полным исчезновением. Мысль эта противоестественна. Ничто не рождается из ничего, а потому в ничто не обращается. Происходит лишь смена форм. И эта мысль не есть бегство от страха, но факт, который мало кто будет отрицать. Когда после смерти о человеке остается хорошая память, жизнь его переходит в иную форму, и он начинает жить в сердцах людей. Не боится смерти тот, кто не боится жить вечно! Но когда пропадает страх смерти перед новой жизнью, то какой становится эта земная жизнь? Трудно избавиться от ощущения трагизма происходящего. Трагизм как неумолимый конец и как мучение присутствует везде и во всем -- в любви, рождении, в таланте, одиночестве, ненависти, в конце концов, в ограниченности человеческой жизни. Трагизмом наполнено все существование человека, поскольку он беззащитен и одинок перед подкарауливающей его каждую минуту смертью. От этого и возникает вера в существование доброй и справедливой целесообразности, способной защитить перед всевластием грядущего. Решение вопроса о смысле человеческой жизни напрямую связано с ощущение трагизма. Но чем можно его преодолеть? Только радостью! Ничто не может победить любовь, которая и есть жизнь! Но мы сами отказываемся от любви, предпочитая ей вещи. Вещи же порождают страх потери, тогда как любовь невозможно ни потерять, ни отобрать, ни купить, ни продать. Мы распоряжаемся только тем, что носим в своей душе, остальным лишь пользуемся! Но страх потерять то, что мы имеем, именно он отталкивает нас друг от друга, делая чужими. Хотя, в конце концов, мы лишаемся всего, за что так упорно цеплялись всю жизнь. Какой же смысл ненавидеть, если единственное, что остается в нас, это наша любовь? В любви умереть не страшно".

Не в силах прийти в себя от услышанного, Дмитрий еще долго как загипнотизированный смотрел на опустевший экран.

"Любовь -- души тоска земная. Тебя хоть сколько ни лови, поймать нельзя, я это знаю, -- все это только миражи. Но склонны мы к самообману, и сколько мне ни говори, я верить, нет, не перестану, и не предам своей мечты. "Но это самоистязанье", -- ты скажешь мне. -- Пусть будет так! Пусть я умру за то мечтанье, чем жить без радости впотьмах. Пусть нет любви, но если мука в душе нам все-таки дана, все лучше это, нежели скука. Мне смерти сон открыл глаза! И я увидел бесконечность, а в ней себя -- росток любви, и Божий Свет огромной силы, что манит нас из темноты. Я видел там людей счастливых -- без слез, без мук, без суеты, своих родных и сердцу милых, -- когда-нибудь там будешь ты. Лишь там мгновения минуты насквозь любовью пронзены, там души настежь к вам открыты, и все друг к другу там на "ты". Но мир тот радостно воздушный до времени для нас закрыт, а путь туда чрез томный, тусклый, и грязный жизненный тупик. И вот в тоске от мыслей грустных, уснувший, словно мотылек, я в храм -- созданье рук искусных вошел, чтоб свой услышать срок. Во мне жила еще надежда, что может Бог меня спасти, но доверяться, как и прежде, всем людям -- боже упаси. Душа вползала в храм высокий, а страх меж тем застрял в дверях. Вдруг чей-то голос одинокий вмиг вспыхнул, словно свет впотьмах. Как мотылек я встрепенулся весь в теплых ласковых лучах, от нежных звуков дух проснулся и полетел в алтарь в свечах. Я думал --"пусть сгорю в надежде, но не предам своей мечты. Пусть смерть застанет меня прежде, чем откажусь от красоты". В свечах сгорал мой скепсис прежний и возрождался я душой, когда я слышал голос нежный, что звал к себе и за собой. И я пошел за ним несмело, лишь веря -- он меня ведет. Зачем, куда -- да в этом ль дело. То, может, Бог меня зовет. И я увидел Совершенство, не зная имени его. Ответь мне, только очень честно: то сон был или ничего? Марии очи золотые смотрели на меня со стен. В них видел я миры иные, где жизни смысл понятен всем. А глаc ее звал в поднебесье вкусить полет своей мечты. Я в храме был, но храм тот здесь ли? -- В душе он! Это знаешь ты.

И не видя ее лица

он катал ее на финских санях по воде

искал ее, ныряя в облаках

взлетал все выше и выше

чтобы потом падать

позабыв обо всем

испытывая при этом невероятное переживание

[ 1 ... 75 76 77 78 79 ... 96 ]

[ на главную | скачать полный текст | послать свой текст ]