НОВАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Кофырин Николай Валентинович: "Странник"


[ 1 ... 21 22 23 24 25 ... 105 ]
предыдущая
следующая

   -- А чего он такой толстый?
   -- Так это она просто беременная. Купите. Будете разводить.
   Подошла другая девочка, держа в руках клетку, в которой лежала кошка, а по ней ползала крыса.
   -- Тогда вот их купите. Они с детства дружат. Едят не много. Купите, дядя, а то не знаем, что с ними делать. Деньги нужны на еду. Купите!
   -- Деньги -- вот самое главное в жизни! -- торжествуя, сказал Вольдемар. -- Когда деньги в кармане, тогда и праздник.
   -- Главное в жизни то, что за деньги купить невозможно! -- возразил Дмитрий. -- Мне вера, вера нужна!
   -- Маята всё это. Люди верят больше своим деньгам, нежели кому-либо. Купи дорогую вещь по дешёвке, перепродай втридорога, а на остальные деньги покупай всё что хочешь. Представляешь, я тут купил настоящий рубин как простую стекляшку!
   -- Скажи мне: зачем, ради чего или ради кого ты живёшь?
   -- Родители меня не спросили, вот и живу,-- ответил Вольдемар. -- Я барыга. Живу по необходимости, как того требуют обстоятельства.
   -- А идея у тебя хоть какая-то есть?
   -- Тебя съела идея!
   -- Это лучше, чем быть съеденным жопой.
   -- Чтобы выжить, нужно про свои нравственные принципы забыть.
   "Да, каждый сам выбирает свой ад", -- подумал Дмитрий.
   -- А скажи мне: в чём для тебя смысл жизни?
   -- На хрена мне твои философские беседы! -- возмутился Вольдемар. -- Не верю я в жизнь после смерти, не верю! Нет её. Одна только жизнь, одна! Раньше я тоже верил. Но однажды убедился, что нет у людей ничего святого. Всё продаётся, всё! Вся жизнь состоит из вранья, а верующие просто наивные люди. Человек человеку волк!
   -- Вспомни заповедь: возлюби ближнего как самого себя!
   -- Да я себя ненавижу!
   Рядом на скамейке распивали водку. Одна из женщин пьяным голосом причитала:
   -- Господи, сколько же можно терпеть издевательство это?! Подохнуть, в самом деле, легче, чем жить!
   -- Так за чем дело стало? -- усмехнулась собутыльница.
   -- Неразумная система наша, неразумная! Всё сделано, чтобы человек страдал, мучился для чего-то. Сатанинская система! Работы нет, денег нет. Что это за жизнь?! Не хочу я такой жизни! И зачем только меня мать родила?! Лучше б не рожала! Тоже мне, подарочек! М?ка одна! Вот сегодня у меня день рождения, а завтра... у дочери. Только вчера... вчера я её похоронила. ... Чуть с ума не сошла! ... Да, такой подарок ни за какие деньги не купишь! Нарочно не придумаешь! Напрасно мать меня родила. Лучше б не родиться вовсе! Незачем!
   На панели сидела молодая женщина и грудью кормила ребёнка. Нищий без ног, протягивая обрубок руки, просил подаяния. Рядом нищие дрались из-за подаяния. Мужчина с размаху ударил сидящую с ним женщину и забрал брошенную ей на подаяние купюру. Женщина вцепилась ему в волосы. Не обращая внимания, люди проходили мимо. Мужик рылся в контейнерах с отходами, вместе с ним пёс рылся в поисках еды. Мужик вынул что-то, понюхал, почистил о рукав и засунул себе в рот.
   -- Мне это место напоминает выгребную яму, -- сказал Дмитрий. -- Прообраз мира -- суетливого и ничтожного, и мы в этой яме, как мухи навозные. Хотя, наверное, каждый находит здесь свой смысл.
   -- Наивный ты человек, -- усмехнулся Вольдемар. -- Призываешь к смыслу, тогда как люди, наоборот, стремятся сбежать от него.
   -- Слушай, одолжи мне денег, а то поесть не на что, -- попросил у друга Дмитрий.
   -- Мне самому для работы не хватает. И с кого я получу долг, если ты вдруг помрёшь?
   -- Вы ему не верьте, -- сказал подошедший парень. -- У него внешность обманчивая, чересчур интеллигентная.
   Вольдемар тут же отошёл.
   -- Злится, -- усмехнулся парень. -- Не нравится ему, когда правду говорят. Он ведь капитал свой сделал на том, что бабушек обманывает. Они верят ему, точнее его интеллигентной внешности, а он их обирает, даёт за вещи самый мизер, меньше некуда, а потом перепродаёт втридорога. Вот он каков на самом деле! Он мать родную продаст, если выгодно будет! На обмане они здесь все живут, питаются чужим несчастьем. А не было бы тех, кто из нужды продаёт последнее, так они бы здесь не стояли. Принесёт человек вещь золотую, свою, последнюю, а они наровят купить как металл. Стервятники! Нет, хуже -- гиены! Ничего святого у них нет. Ничего!
   Подошёл Вольдемар.
   -- Послушай, у тебя святое что-нибудь есть? -- спросил у него Дмитрий.
   -- Всё на продажу, -- отшутился друг.
   -- Скажи, ты хотя бы любишь кого-нибудь?
   -- Я деньги люблю!
   -- Ну и как, накопил на счастье?
   -- Гнида ты! Прихлопнуть бы тебя, дать по башке, и всё. Думаешь, самый умный, а потому можешь другими помыкать?!
   -- Пусть я гнида. Но я тебя всё равно люблю!
   -- Что ты мне тычешь свою любовь?! Ты же знаешь, деньги для меня важнее!
   -- Деньги лишь функция отношения человека к действительности; они это мы сами! А любовь -- это мироотношение!
   -- Брось, твои слова о любви ничего не стоят. Любовь на хлеб не намажешь!
   Вольдемар задумался, словно вспомнил что-то.
   -- Умер тут вчера один барыга, -- сказала он. -- Схватился за сердце, и каюк. Скряга был страшный, за рубль был готов обмануть. -- Вольдемар тяжело вздохнул. -- Устал я. Надоело всё. Скорей бы жизнь прошла.
   -- Зачем же торопиться?
   -- Да я уже умер! Я живой труп! -- сказал Вольдемар отрешённо. -- С моста сигануть, что ли?
   -- Не надо, прошу тебя! -- Дмитрий испугался. -- Разве у тебя ничего нет, ради чего стоит жить?
   -- Жить вообще не стоит! -- Вольдемар протянул деньги. -- На, держи. Мне пора идти.
   Дмитрий поблагодарил друга, и они попрощались.
   На середину площади вышла женщина, держа в руках плакат. "Верните нам жильё!"
   -- Они нас выселили, -- отчаянно восклицала женщина, стараясь привлечь к себе внимание. -- Нам теперь негде жить! Всей моей семье! Мы ютились в подвале, потом на чердаке, а теперь нас и оттуда выселили. Где нам жить теперь? Проклятые чиновники поставили на очередь, которая подойдёт, когда мы уже сдохнём. У меня двое детей. Дайте жильё моим детям! Мы не можем так больше жить!
   Крики отчаяния тонули в равнодушии привыкшей ко всему толпы.
   Вдруг демонстрантка бросила на землю плакат, выхватила из своей сумки бутылку, облила себя жидкостью, щёлкнула зажигалка, и мгновенно женщина превратилась в пылающий факел. Она металась по площади, кричала что-то, от неё шарахались, потом упала и затихла, продолжая гореть.
   Дмитрий, ошарашенный, стоял не в силах двинуться с места.
   Подбежал милиционер, стал сбивать пламя, но было уже поздно.
   -- Зачем, зачем она это сделала?!
   -- Да потому что не могла жить больше! Довели человека до крайности!
   -- Чего удивляться. Вчерась здесь мужчина себя гранатой взорвал. Так-то вот. Невмоготу стало жить. Намучился, видать, вдосталь.
   "Жизнь беспощадна! Беспощадна!! Или всё это "провокация" Абсолютной Идеи?
   Неужели я никогда не вылезу из этого дерьма, так и умру? Неужели все мои усилия напрасны? Ничего у меня не получается нажить, ни за что зацепиться. Все озабочены лишь как заработать. А для чего? Зачем? Какова цель этого мельтешения? Работать, чтобы жить, а жить, чтобы работать? Зарабатывать, чтобы покупать, а в конечном итоге останется от меня куча дерьма, да и та скоро раствориться без остатка. Не хочу жить материальным, не хочу! -- Но ведь это тоже жизнь! Надо и в этой необходимости жрать постигать смысл, в нём тоже заключена разгадка, как и во всём".
   Дмитрий присел на скамейку рядом со старушкой, продающей газеты.
   -- Что, бабуля, как живётся?
   -- Надоело, сынок. Но что поделать. Так вот и живём, хлеб жуём. А куда деваться-то?
   -- И как, по-вашему, смысл в этой жизни есть?
   -- Не знаю. Родились, вот и живём. Только ничего хорошего нет. Жили и жили. Работали, сколько могли. А теперь... -- Слёзы блеснули в её глазах, еле заметных на сморщившемся лице. -- Теперь плохо... Сын погиб... Живу с невесткой... Помирать уж пора. Хватит землю топтать. -- Старушка заплакала. -- Вот работаю, и в дождь, и в снег. А ведь мне уже семьдесят девять. С шести лет работать пошла. У меня трудового стажа пятьдесят пять, тогда как для пенсии нужно сорок. Где только ни работала, да так ничего и не нажила, даже козы не купила. Вот и сейчас вынуждена работать, чтобы дочку с внуком кормить. Дочка уже десять месяцев зарплату не получает, да и зарплата маленькая -- слёзы одни! Обнищали! Тут прочитала, будто мать задушила своего младенца мужским галстуком, оттого что кормить было нечем.
   К старушке подбежали две собачки.
   -- Вот, собачек кормлю. Люди добрые помогают, кто деньгами, кто со стола чего принесёт.
   "Пустота. Пустота. Пустота. Ничего не хочу, не желаю. И душа от мечтаний пуста. И чего я хочу -- я не знаю. Хоть и надобно что-то творить, но к сему не имею желанья. В пустоту двери мне не открыть. В пустоте даже нет созерцанья. Отчего равнодушен ко всем, как покойник покоем утешен? Этот день не отмечен ничем. Он, наверное, был бесполезен. Но не знаю, и знать не дано, отчего этот день безмятежен. Где-то всё уж давно решено, и от глупостей я обезврежен".
   Дмитрий шёл по вечернему городу, и вдруг его внимание привлекли люди в костюмах прошлого века, запросто разгуливающие по привокзальной площади.
   -- Что это?
   -- Фильм про Анну Каренину снимают.
   Ему вдруг почудилось, что судьба приглашает осуществить давнюю мечту -- сняться в кино, да ещё в ситуации, столь похожей на его собственную.
   -- А нельзя ли и мне поучаствовать?
   -- Спросите у ассистента режиссёра. Кажется, ещё нужна массовка.
   С трудом найдя костюмерную, Дмитрий встал в очередь, и когда очередь его подошла, он с удовольствием надел предложенную ему одежду прошлого века: жилетку, визитку, котелок. Ассистент режиссёра оценивающе посмотрел и сказал:
   -- Вы нам подходите. Снимать будем всю ночь. Согласны?
   -- Конечно!
   -- Тогда представьте, что вы приват-доцент философии, ну или школьный учитель.
   "У меня что, на лице это написано?" -- удивился Дмитрий.
   Стоя перед зеркалом, он долго рассматривал собственное отражение, пытаясь узнать в себе себя, силясь вспомнить себя другого, словно вернувшегося из прошлого. Он был всё тем же, но ощущал себя кем-то другим, как будто личность сменила оболочку.
   "Верно говорят: одежда -- вторая кожа, а костюм -- душа. Кто же я? Молодой Бердяев? Мечтатель Достоевского? Или просто статист? Нет, не могу, не хочу быть статистом! Хотя, по жизни, конечно, статист".
   -- Ну до чего же вы похожи на Клима Самгина! -- сказала женщина в костюме знатной дамы. -- Я здесь недавно снималась в фильме по роману Горького.
   "Мы и в самом деле похожи, -- подумал Дмитрий. -- Та же созерцательность и интеллигентская неприкаянность; он, как и я, не хочет расстаться с одиночеством, чтобы не увидеть собственной никчёмности; жизни боится, предпочитая рассуждать, а не делать, живёт умозрительно и не хочет расстаться с рефлексиями, да и не может уже, -- они заменяют ему жизнь; в своём недовольстве жизнью он любуется собой, чувствуя собственное превосходство над окружающими в этой своей неудовлетворённости; не хочет принять действительность, предпочитая мечтательство; образование его испортило, научив рассуждать, вместо того, чтобы сострадать, приучив анализировать, а не чувствовать; обилие чужого знания, не наполненного чувством, заразило ум бациллой сомнения, тогда как необходимо доверять, да так, чтобы обман не мог поколебать веры. Удовольствие от одиночества, от неудовлетворённости и несчастности своей, интеллектуальный мазохизм -- вот составляющие его Я. Человек, не желающий расставаться с самопредставлением о себе, как о личности выдающейся, кичащейся собственной не нормальностью, смотрящий на других сверху вниз, а по сути, просто неудачник. Такое впечатление, что ты боишься расстаться с представлениями о собственной незаурядности, со страхом предчувствуя, что ничего больше у тебя за душой нет".
   В результате переодевания произошло невероятное превращение: лица статистов стали одухотворённее, движения размереннее, манеры деликатнее. Одежда, подобранная костюмером, очень точно соответствовала лицам, а лица одежде. Будто машина времени перенесла на сто лет назад. Люди всего лишь сменили одежду, наклеили бороду или бакенбарды, -- и вот уже одни превратились в аристократов, другие в крестьян, третьи в мастеровых, четвертые в разночинцев. Костюм изменил лица, выразив то внутреннее духовное содержание, которое соответствовало его владельцу. Аристократы тут же образовали свой круг, обращение стало подчеркнуто вежливым, манеры изысканными. Впечатление было такое, будто костюм обязывает. Что такое одежда: маска или отражение сути?
   -- Что ж, господа, -- сказал один из новоиспечённых аристократов, -- пожалуй, после этих съёмок мы сможем с гонорара позволить себе купить что-нибудь этакое. А то ведь обычно зайдёшь в магазин и только облизываешься.
   Женщины преобразились до неузнаваемости, превратившись в дам и требуя возвышенного к себе отношения.
   -- Раньше люди были духовнее.
   -- Мы мечтаем о них, они о нас, но люди по сути нисколько не меняются.
   -- Кино -- другая реальность.
   Одетый в платье второй половины девятнадцатого века, Дмитрий, в ожидании съемки, разгуливал по пустынным петербургским улицам. Возможно, именно желание быть собой делало его поведение необычайно естественным. Его фотографировали, но он не обращал внимания; он словно выпал из настоящего, вернувшись в себя прошлого.
   Размеренная походка, щеголеватые манеры, взгляд из-под котелка смущал женщин. "Брожу один по Петербургу, мечтатель, страстию томим. В душе надрывно, пусто, нудно. Себе завидую -- любим!" Проходящие мимо девушки восхищенно перешептывались: "Вот мужик настоящий, не то что нынешние".
   А на съёмочной площадке суетились декораторы, непрестанно бегали ассистенты режиссёра, расставляя статистов, постановщики света ослепляли лучами прожекторов, художники по костюмам поправляли актерам платье, гримёры использовали каждую паузу, чтобы подправить исполнителям грим. И только недовольный режиссёр невозмутимо сидел перед монитором, время от времени отвечая на замечания продюсера.
   Дмитрий с любопытством наблюдал как ложь, благодаря игре, превращалась в реальность; он ожидал чего-то значительного, что позволило бы понять смысл происходящего с ним в этой сюрреальности кино.
   Ирреальная атмосфера кино завораживала. Стук пролёток сливается с гулом вертолёта, лакей просит закурить у своего господина, великосветская дама жуёт резинку, судари и сударыни фотографируют друг друга на память, крестьянин, сидя на мешке, пьёт баночное пиво. Всё смешалось. "Где реальность? И что есть реальность? Может, я сплю? Откуда это ощущение, будто я уже когда-то это видел?"
   -- Приготовиться, -- скомандовал режиссёр. -- Снимаем сцену встречи на вокзале.
   Дмитрию дали в партнерши рыжеволосую красавицу и поставили позади Вронского с матерью. Режиссёр скомандовал "мотор" и все пошли. Дмитрий послушно направился, куда ему указали, стараясь как можно лучше исполнить ту роль, которую придумал для себя, хотя никто от него этого не требовал. Своей партнерше он объяснил, что они должны сыграть молодожёнов, отправляющихся в свадебное путешествие, нашёл где-то для неё букет цветов и вёл себя подчеркнуто галантно, ухаживая за своей новоиспечённой женой.
   Поскольку он хорошо смотрелся, его ещё и ещё ставили в кадр. Дмитрий настолько вжился в роль, что продолжал играть себя, даже когда съёмка прекращалась, и держался при этом столь естественно, что мать Вронского оглянулась и с удивлением посмотрела на Дмитрия. Заметив это, стоящий рядом "аристократ" сказал:
   -- Запомни: надо держаться подальше от камеры и поближе к кассе.
   -- Я снимаюсь не ради денег.
   -- А ради чего?
   -- Кино чудесная возможность быть разным, оставаясь собой.
   -- А ты думаешь, я всегда работал за деньги? И у меня когда-то был интерес, и вдохновение было.
   Кино засасывало своей сказочностью, нереальностью происходящего. Дмитрию начинало казаться, будто в действительности снимается совсем другой фильм, о котором никто не подозревает, где он является исполнителем главной роли, а все находящиеся вокруг него всего лишь массовка. Он чувствовал, что воплощает себя, повинуясь чьей-то воле, которая неожиданным образом поставила его в такую узнаваемую ситуацию, позволив сыграть себя самого.
   Схожесть его жизненной ситуации с той, что разыгрывалась на съёмочной площадке, побуждала задуматься над смыслом происходящего. Невольные параллели с романом Толстого вновь заставили размышлять о судьбе. Дмитрий хотел понять себя, но больше того -- почувствовать Великого Режиссёра, который привёл его на съёмочную площадку и дал возможность сыграть себя прошедшего, настоящего, и, возможно, будущего себя. Он благодарил за счастливую возможность прочувствовать всю боль и стыд, горечь обмана и радость прощения, безнадёжность, отчаяние и обретение веры. Дмитрию казалось, будто он вновь в той же ситуации, поскольку не смог разрешить её в прошлом. Он желал почувствовать и понять, каким он был век назад, что изменилось и изменилось ли что-нибудь за прошедших сто лет.
   "Банальный любовный треугольник. Эта история повторяется в разные времена в разных лицах. Я был любовником, теперь стал мужем, и вновь оказался любовником. Кто для меня Анна: та, которая бросила меня? или та, что влюблена в меня?
   Ощущение такое, будто всё повторяется, причём с того самого момента, на котором я остановился. Я простил жену, но уже потерял ребёнка. Всё, всё бесконечно повторяется. Неужели опять неминуема смерть? Чья же? Моя? Жены? Или нас всех? Нет, не хочу ничьей гибели! Мне не нужна интрижка. Я лишь хочу понять, кто я? Обманутый муж и обречённый любовник? Каренин или Вронский? А может быть, и тот и другой одновременно?
   Смотрю на Анну, а вижу в ней свою жену. Почему я выбрал в жёны именно эту девушку? Кажется, мы знакомы с древних времён, и всегда я почему-то выбираю её. Нас вечно преследует одно и то же: жена вынуждена выбирать между ребёнком и любовником, любовником и мужем, и бесконечен обман, страдание, разочарование. От жизни к жизни наши отношения развиваются, но каждый раз мы не можем разрешить проблему любви, и умираем от безвыходности, и рождаемся вновь, и снова решаем
[ 1 ... 21 22 23 24 25 ... 105 ]
предыдущая
следующая

[ на главную  |   скачать полный текст  |   послать свой текст ]