Новая русская литература. Кофырин Николай Валентинович: "Странник"

НОВАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Кофырин Николай Валентинович: "Странник"

[ 1 ... 26 27 28 29 30 ... 105 ]

инстинкт саморазвития, и в биологическом, и в духовном плане. Но гармоничное развитие возможно только во взаимодействии с другим началом.

-- Важно не обладать женщиной, а открыть в себе нечто в процессе овладения ею!

На это замечание "романтика" консультант улыбнулась.

-- Все проблемы в мире, и войны, и конфликты, от неразделённой любви, оттого, что люди не могут выразить свою любовь, не находят свою "половинку".

-- Бабы -- шлюхи, чего тут ещё обсуждать! Все они твари! Твари и обманщицы! Резать их надо, от глотки до пят!

Все находящиеся в зале оглянулись на человека, произнёсшего эти слова.

-- Ненавижу баб, ненавижу! -- злобно прокричал мужчина лет тридцати. -- За их лживость, за слабость, притворство, за то, что завишу от них! Очаровательна как ангел, а прикоснёшься, ядом умертвит. А потому я выбираю только красивых. Но это не месть, не месть! Необходимо привести в соответствие внутреннее и внешнее!

Сказав это, мужчина повернулся и быстро вышел из магазина. Сам не зная почему, Дмитрий последовал за ним. Уже на улице он догнал незнакомца.

-- Простите, я хотел спросить...

-- Чего надо?

-- Знаете, я иногда слышу голос. Он говорит мне: убей её, убей жену с любовником, и тёщу, и дочь, зарежь их всех, если не вместе, то по отдельности, вонзи нож по самую рукоять, в живот, или в горло, да не один, а несколько, чтобы искромсать их всех, всех! А лучше топором!

-- Так за чем дело стало?!

-- Но я хочу любить. Любить!

-- Это невозможно.

-- Почему?

-- Потому что женщины хотят, чтобы их любили, на них молились и ими жили, стихотворения им посвящали, и восхищались бы без печали, целовать не переставали, и уводили в манящие дали, чтобы романы про них сочиняли, и детей от них получить мечтали, чтоб каждый жест и каждое слово выполнить со страстью были готовы, чтоб никогда ни с какой другой ты не был доволен бы сам собой. А потому, если хочешь любви, от женщины не отходи, самозабвенно ты ей служи, всю свою жизнь ей посвяти. Но если к этому ты не готов, расстанься с женщиной без лишних слов. Ведь женщина это жена и мать, а большего ей ты не сможешь дать. Её назначенье детей рожать, и самое лучшее в тебе забрать. Но не для того, чтобы сохранять, а чтобы отнять, предать и сбежать. Ты хочешь жизнь не напрасно прожить? Тогда без женщины тебе не быть. Поскольку, чтобы себя осознать, ты должен с женщиной переспать. Она отрезвит от грёз любви, в придачу болезнью наградит. И будешь ты долго её вспоминать, ругаться и сердцем всем проклинать...

Затаив дыхание, слушал Дмитрий неожиданную исповедь, а воображение рисовало картины, и казалось, он видит всё, о чём с таким жаром и откровением рассказывает незнакомец.

Тёмная пустынная улица. Никого вокруг. Одинокая женская фигурка торопливо перебегает проезжую часть.

Он, разбитый желанием, одинокий, мечется, не в силах справится с собой, и вдруг решается заговорить с этой, быть может, последней женщиной, вставшей на его пути.

Он догоняет её и пытается заговорить. Даже не оглянувшись, женщина лишь ускоряет шаг. Она боится. Боится незнакомых мужчин, которые пристают на улице, боится насильников, которых так много развелось, об одном недавно предупреждали по телевидению.

Он хочет рассказать ей о своей муке, излить душу этому незнакомому человеку, с которым они больше никогда не встретятся. Напрасно!

-- Оставьте меня.

Он вновь пытается заговорить, но безуспешно. Женщина в страхе перебегает на другую сторону улицы.

И тогда злость разбирает его.

-- А чего ж ты тогда вырядилась как проститутка?!

Вот и эта не понимает, не хочет понять его одинокую страждущую душу. Все они, женщины, одинаковы. Наверное, спешит домой, к мужу, в тёплую постель; мог бы, наверное, и встретить жену, так поздно возвращающуюся через пустырь.

Безлюдье. Она уже почти бежит, пытаясь как можно скорее преодолеть пустынную местность. Вокруг никого. Только огоньки освещённых квартир манят уютным красным светом. Там любят. Там ждут. Но не его. Его никто не ждёт. Его никто не любит.

И тогда он решается остановить эту женщину, остановить, чтобы она выслушала его, попыталась понять, проявила хотя бы сочувствие.

Он догоняет её и хватает за руку.

Женщина пытается вырваться. Тогда он хватает её за другую руку, обхватывает за талию и весь прижимается к ней с жестокой нежностью, пытаясь рассказать о своей боли.

-- Послушайте... Прошу, выслушайте меня...

Женщина начинает кричать, звать на помощь. Напрасно. Никого вокруг. Только она и он.

-- Помогите!

Она пытается вырваться, но безуспешно.

-- Шлюха! Тварь!

В борьбе они падают на землю, и он оказывается на ней. И вдруг что-то просыпается в нём, какой-то давно забытый, затравленный инстинкт заставляет его целовать её лицо, губы, шею; руки срывают с неё одежду, от кофточки отлетают пуговки, он пытается целовать её грудь, белую, нежную, такую желанную, ноги пытаются раздвинуть её ноги, рука забирается под юбку...

Он не видит её лица, да это и неважно. Она женщина, а он ненавидит женщин, причём всех, ненавидит за боль, которую они доставляют ему и наяву и во сне, за то неудержимое желание, которое мешает размышлять о вечном, за ту роковую зависимость, которой наградила его природа.

Неужели?.. неужели на ней чулки?!.. резинки, которыми чулки крепятся к поясу!.. такая гладкая тёплая поверхность бедер!.. и вот!.. наконец!.. рука дотрагивается до шёлковых кружевных трусиков!..

Женщина кричит, но этот крик только усиливает его желание. Она пытается преодолеть тяжесть его тела, придавившего её к земле. А он только сильнее прижимается к своей жертве, словно желая слиться с ней, стать единым существом. Он прижимается к ней со страстью и нежностью, и она чувствует это, и это ей непонятно, и оттого пугает ещё больше. Она сопротивляется, плачет, просит оставить её в покое, но рука его всё ближе... она чувствует, как пальцы коснулись её кружевных шёлковых трусиков... как, наконец, пальцы отодвигают последнюю преграду ... как он... как он касается, касается её нежной плоти... Как она об этом мечтала!

Но вдруг он цепенеет... обмякает... и...

Неужели он плачет?

Она сбрасывает его с себя, заплаканная, вытирая рукой слёзы, одёргивает юбку, и в недоумении смотрит, как он в истерике бьётся, закрывая лицо руками и ударяясь головой о землю.

-- Ну почему, почему это всё мне?! Я больше не могу, не могу, Господи! Прости меня!

Он кричит, не поднимая головы от земли, словно к земле обращаясь.

-- За что, за что, Господи?! Я не могу так больше, не могу! Ведь я хочу любить, любить! Так почему? Почему?!

Сидя на земле, вся в грязи, в разорванной одежде, она с удивлением наблюдает, как тот, кто минуту назад пытался её изнасиловать, бьётся об землю и плачет навзрыд.

Видя, что насильник больше не опасен, она потихоньку отползает, надеясь скрыться. Но любопытство вынуждает её остановиться.

-- Уходи! Уходи! -- кричит он и бьётся головой о землю.

Ей становится его жалко.

-- Что с вами? -- решается спросить она.

-- Уходи!

Преодолевая страх, она дотрагивается до него. Он вздрагивает.

-- Может быть, я могу вам чем-то помочь? -- осторожно спрашивает она.

Он молчит, пряча лицо в землю.

-- За что, за что, Господи?! Ведь я не хотел, не хотел, Ты же знаешь! Но я не могу, не могу!..

-- Почему? -- спрашивает она осторожно.

-- Убей меня, отрежь эти чёртовы гениталии! Я не хочу быть мужчиной! Лучше быть никем, чем не быть собой!

Он вновь ударяется лицом в грязь.

-- Вот так, так, рылом, по дерьму рылом, чтобы знать, какая она настоящая жизнь ... в реальности, а не в мечтах!

С удивлением она смотрит на своего насильника.

-- Вы не понимаете! Вы никогда не поймёте! Умереть легче, чем терпеть эту муку. ... Спасите меня, спасите, прошу вас. Умоляю! ... Не хотите? Ну и не надо. ... Сволочь! Сука! ... Вы бы так страдали. ... Тогда бы поняли, почему...

-- Успокойтесь, -- говорит она, и в её голосе звучат нотки участия.

Он медленно поднимает лицо от земли, и сквозь налипшую грязь с изумлением смотрит на неё.

-- Может быть, я могу вам чем-то помочь?

Он неотрывно долго смотрит ей в глаза, словно ища чего-то. Взор его полон раскаяния и муки.

-- Простите, простите, простите меня! Умоляю! Я не хотел, поверьте, не хотел. Так получилось. Нет... вру!.. хотел. Но не так, не таким чудовищным образом. ... Да, я хочу, хочу женщину, и ничего не могу с собой поделать. Но не трахаться! Не трахаться!! А любить! Я любить хочу!!

Она смотрит на него с недоумением.

-- Нет, вы не понимаете, не понимаете! -- кричит он в отчаянии. -- Любви хочется как чуда, как озарения, как просветления, чтобы очиститься, чтобы постигнуть то, что видно лишь с Небес!

Он вновь падает и бьёт по земле руками.

-- Я ненавижу себя! Ненавижу до такой степени, что готов убить! Только смелости не хватает. Если бы какая-нибудь красивая женщина убила меня в порыве любви, я был бы ей благодарен. Не верите? Знаю, что не верите. Меня поймёт лишь тот, кто сам ночью плачет от невозможности выразить свою нежность, кто поцелуи прячет в подушку и, кажется, готов разорвать себя на куски, лишь бы не страдать от сладостной неги, рвущейся наружу. ... Хочется ласкать, быть нежным, так, чтобы забыться целиком и унестись в потоке сладостного томления, раствориться в нём, растаять. ... Ужасно, мучительно больно, когда дарованная возможность любить становится тягостным бременем, а наслаждение превращается в страдание.

Она слушает, затаив дыхание.

-- Понимаете, я в женщине, как в Мадонне нуждаюсь. Мне нужно боготворить её, восхищаться ею. Стоит только увидеть где-нибудь красивую девушку, хочется броситься ей под ноги, молиться, восторгаться ею, но не касаясь, не касаясь, а только восхищаться и плакать. ... Знаю, женщина не такая, какой я её себе выдумал, она раздавит меня, а главное не поймёт моей потребности в сотворении. ... Когда я хочу женщину, мне мешает человек, а когда хочу быть с человеком, мешает женщина. Это даже не потребность в женщине, это потребность в себе самом, потребность быть нежным, и целовать, и гладить, и ласкать... Нежности хочется, какой-то утончённой нежности, очищающей и возвышающей, понимающей и исцеляющей -- чувства, что позволяет взлететь к звёздам, постичь нечто непостижимое в обыденной жизни, нежности пронзающей и просветляющей, трепетной, где я был бы мальчиком, маленьким мальчиком, прильнувшим к тёплой материнской груди, где мне тепло, уютно, покойно...

Она с нежностью смотрит на него.

-- Не могу больше, не могу! Больно! Хочется освободиться от этой боли, которая, кажется, сведёт меня с ума. А всё потому, что не хочу я быть похотливым самцом... сладострастником... Хотя ждут от меня именно этого. Я хочу нежной грусти, нежной ласки, нежности... Но никто этого не понимает и не приемлет! ... Я не вас, я себя растоптал и унизил. А потому что ничтожен и слаб. Но я не подлец, всё что угодно, только не подлец! Моя душа чиста, поверьте! А то, что напал на вас, так это от трусости. Я себя измучил, себя, потому и домогался вас. Как ещё объяснить моё приставание к вам, как не страхом, что вы посмеётесь надо мной, обзовёте ничтожеством. Кому, каким образом рассказать о томлении души моей, как выразить эту сладостную горькую муку мою?

-- Мне, -- еле слышно произносит она, опускает глаза и краснеет.

Он с удивлением смотрит на неё.

-- Поверьте, я и сам себе не рад, я себя презираю, ненавижу за эту мечтательность, за слабость мою. Я жесток, потому что нежным быть не могу, никому не нужна моя нежность. Душа моя вся словно бритвой изрезанная. Я не хочу никому боли, разве только себе. Мне противно насилие, сладострастие, извращения. Я вам сделал больно, потому что мне больно; я себе хотел боль причинить, себя уничтожить!

-- Мне жалко вас.

В его глазах недоумение.

-- И на том спасибо.

-- Вы так и живёте один?

-- Да. Жена меня бросила, ребёнка отобрала, вот и остался...

-- Я тоже одна, -- говорит она осторожно. -- Мой муж ушёл к другой... А детей у нас не было. Так вот и живу одна-одинёшенька. Ужасно, просто невыносимо. По ночам реву от тоски. Так хочется тепла, нежности, ласки...

Он слушает её с удивлением и страхом, веря и не веря, боясь поверить.

-- Простите, простите меня! Я не хотел, поверьте. Просто не выдержал. Я стремлюсь жить жизнью духовной, высокой, чистой, но не могу, просто не в силах справиться с инстинктом. Такая злость на всех баб напала, что даже боялся убить какую-нибудь женщину. И вот встретил вас. Простите.

-- Что же нам теперь делать? -- задумчиво говорит она, поправляя юбку.

-- Я готов искупить свою вину. -- Слова его полны искреннего раскаяния. -- Всем чем угодно.

-- Я верю, -- участливо говорит она.-- Однако нужно идти.

-- Да, -- задумчиво вторит он. -- Вам куда?

-- Я здесь, рядом живу.

-- Если хотите, я вас провожу, -- предлагает он нерешительно.

Она колеблется. Видимо ещё не прошёл страх.

Чувство вины душит его. Но он не знает, что сказать, как исправить содеянное.

Она молчит. Сочувствие и сострадание незаметно проникли в её душу. Возможно оттого, что она хорошо понимает его; ведь ей тоже приходится страдать от непонимания и одиночества.

-- Я виноват перед вами. Простите. Даже не знаю, как искупить свою вину.

-- Ничего не надо, -- поспешно отвечает она, всё более смущаясь. -- Если хотите... заходите в гости...

-- Когда?!

-- Когда хотите.

-- А сейчас можно?

Она в замешательстве.

Он смотрит ей в глаза. Не в силах совладать с собой, она краснеет, и в смущении прячет взор.

Грязные, в порванной испачканной одежде они идут по тропинке к её дому, замечая только себя, и почему-то стесняясь друг друга.

Только сейчас, в свете фонарей, он может разглядеть её лицо, ведь раньше оно было ему безразлично, его интересовало только тело. По мере преодоления отчуждения, черты её заплаканного лица со следами грязи, смазанной косметикой и смятой причёской, всё более кажутся ему интересными.

Перед дверью её квартиры он, смущаясь, спрашивает:

-- Может не стоит?

-- Чего уж, раз пришли, заходите.

В её квартире много книг. На одной из книжных полок он замечает фотографию красивого мужчины.

-- Кто это?

Она не отвечает и поспешно убирает фотографию.

-- Простите, мне нужно привести себя в порядок.

Спустя какое-то время она появляется. Он с трудом узнаёт свою недавнюю жертву. Она просто красавица! Он заворожен, очарован её красотой.

Подходит к ней, пронзительно смотрит в глаза, и вдруг падает на колени, целует её руки, плачет.

-- Простите, простите меня. Мне ужасно, плохо, стыдно... Как я мог, как позволил себе, как не сдержался?! Простите, поймите меня, я не хотел. Но я не знал, не знал, что делать мне со своей любовью. Я никому не нужен, никто, никто не желает принять мою любовь, никто не хочет меня понять. Вы такая красивая! Я изнемогаю, я схожу с ума от вашей красоты! Спасите меня!

Она пугается, а потом начинает плакать вместе с ним: в ней, как и в нём, прорывается вся накопившаяся за долгие годы боль.

Она опускается рядом с ним, и стоя друг перед другом на коленях, они оба плачут, склонившись друг другу на плечо.

И непроизвольно, не думая ни о чем, они опускаются на пол, обнимая друг друга.

Он оказывается на ней. Но, испугавшись себя, тотчас встаёт.

Она смотрит на него и протягивает к нему руки.

-- Иди, иди ко мне.

Она притягивает его к себе, и с нежностью, просто и естественно обнажает своё тело.

Он растерян.

-- Сделай, ну сделай это. ... Тебе ведь нужно. Ты же хотел этого. ... Прошу тебя, возьми, возьми меня. Пожалуйста.

И уже совсем другие чувства, другие мысли, другие желания овладевают им.

Она привлекает его себе, и он целует её губы, глаза, лоб, волосы, уши, шею, грудь... с м?кой на лице, но не потому, что это ему неприятно, нет, -- этим он преодолевает давнюю боль свою.

Ни слова о любви.

Она кладет его на себя и направляет течение близости.

Он делает это и плачет. И она плачет от боли и уже от радости вместе с ним. Со слезами выходит боль, боль и нежность, накопившиеся за долгие годы одиночества.

Не стон, а всхлип, навзрыд, со скрежетом зубов, с плачем, с мукой, они освобождают друг друга от боли и от страха, от одиночества и тоски. Они лечат друг друга!

И неожиданный долгожданный взрыв, крик, вой, его, её ... и долгая сладостная тишина... только сердца стучат в унисон и готовы взорваться, вырвать из груди освобождённые души.

Близость высвободила от тяжкого бремени страдания, непонимания и одиночества.

Нескончаемо долго лежат они рядом. Временами она всхлипывает. Он целует её, пытаясь успокоить. Но она не перестает плакать. Лицо её светится.

-- Я думала у меня такого никогда не будет.

-- Я тоже.

Они молчат -- общаются их души! И не нужно больше слов, -- только чувства!

-- Не уходи, прошу тебя, -- сквозь слёзы шепчет она. -- Не покидай меня. Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. Никогда и ни с кем! Не бросай меня, не оставляй в этой холодной тюрьме. Обещай, что не оставишь, обещай!

-- Обещаю.

Она обвивает его шею руками, целует его лицо, губы, глаза, лоб, и плачет, плачет... Он целует её с восторгом, нежно, всё больше и больше, и они чувствуют, как из этих поцелуев постепенно рождается страсть. Словно изголодавшиеся они набрасываются друг на друга, позабыв о стеснении и недавно произошедшем, сближаются бурно, безумно, уже ничего не страшась и ни о чем не спрашивая.

Она счастлива. Счастлив и он.

-- Мне кажется, я люблю тебя.

-- Я тоже.

-- Я искал смысл жизни, и теперь нашёл его -- это ты! И

[ 1 ... 26 27 28 29 30 ... 105 ]

[ на главную | скачать полный текст | послать свой текст ]