Новая русская литература. Кофырин Николай Валентинович: "Странник"

НОВАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Кофырин Николай Валентинович: "Странник"

[ 1 ... 29 30 31 32 33 ... 105 ]

единения, но моё мечтание о женщине выше земной женщины. Очарование быстро исчезает, стоит только сблизиться. Это даже не любовь к женщине, это просто Любовь! И это не страсть; я не верю в страсть.

"Как я хочу, чтоб кто-то меня понял, поняв, принял, а приняв, полюбил, любви слезами душу разморозил и нежностью мне сердце исцелил, чтоб вместе мы Любви служить могли бы, всецело отдавая Ей себя, и в этой жертве будучи едины, исполнили судьбу свою сполна".

-- Дмитрий Валентинович, а сколько женщин признавались вам в любви? -- спросила Елена Юрьевна, пряча глаза.

-- Влюблялись -- да. Но ни одна из них не смогла полюбить меня, ни одна не захотела пожертвовать всем ради меня.

"Неужели она меня любит? Неужели это моя женщина, моя половинка? Как же хочется любить!"

-- Вы эгоист. Впрочем, все мужчины эгоисты.

-- Такова участь мужчин -- брать, чтобы отдавать, а женщин -- жертвовать собой. Женщина искупается деторождением, а мужчина работой во благо человечества.

"Она права: я хочу, чтобы мне служили. Но её сил и судьбы не хватит на меня. Мы слишком разные, и любви здесь недостаточно".

-- Вы всё мечтаете о женщине, тогда как она рядом, -- с недовольством сказала Елена Юрьевна и покраснела.

"Она просто наивная девочка, которая ещё не освободилась от девичьих грёз".

-- Хочется, очень хочется подарить себя целиком, но знаю, весь я никому не нужен. То, что выжжено болью, вряд ли сможет расцвести. Быть может, когда-нибудь я и захочу того, что сейчас отвергаю, но пока...

"Как только она всё узнает, она откажется от меня. Печально! Но также печальна и жизнь, если думать о смерти. А потому, нужно наслаждаться процессом, даже если конец неизбежен".

Когда они проходили мимо храма, Елена Юрьевна предложила:

-- Давайте зайдём в церковь.

Дмитрий молча последовал за ней. Его обрадовала эта долгожданная неожиданность, и про себя он подумал: "соединить меня с женщиной сможет только любовь к Богу!"

Она поставила свечку у иконы Николая Чудотворца и у иконы казанской Богоматери, он у Распятия.

"Если она действительно верит, то пойдёт за мной и займёт подобающее женщине место".

-- Много нужно пройти, чтобы понять, что Бог есть любовь, -- сказала Елена Юрьевна, когда они вышли из храма. -- Но что же делать дальше?

-- Любить, любить не смотря ни на что!

-- Не уверена, смогу ли, но твердо знаю: главное -- это служить Богу, и тогда всё получится, и в семье это объединит меня с мужчиной.

"Удивительно! -- Дмитрий ощутил, как быстро забилось сердце. -- Я так хотел это услышать... но совсем не ожидал услышать это от неё. Неужели она моя половинка, мой спаситель?"

Пристально взглянув на неё, Дмитрий неожиданно для себя сказал:

-- Мне кажется, вы женщина, которую я всегда мечтал встретить, искал очи -- тёмные вишни -- совсем как у вас! В ваших глазах я потерялся!

"Жена чужая -- не чужая. Жена? А может быть, судьба? Смотрю в глаза ей, не моргая, понять желая, кто она".

-- Вы меня идеализируете, -- улыбнулась Елена Юрьевна.

-- Потому, что ничего от вас не ожидаю, и вообще, свободен от желаний. Мне ничего от вас не нужно, нужны лишь вы сами.

"Странное чувство. Меня неодолимо влечёт к ней, словно жертву к своему палачу".

-- Вам, наверное, было приятно, когда я вам признавалась в любви? -- спросила Елена Юрьевна.

-- Меня это оскорбило.

-- Почему?

-- Потому что в любви вы признались мне, а думали о муже.

Елена Юрьевна смутилась.

Они зашли в парк. Парк был полупустой и светлый. Они долго молча гуляли, наконец, присели на скамейку. На деревянном сиденье кто-то ножом вырезал: "Из жизни ничего не вычёркивается".

-- Помните, в школе, вы просили меня помочь вам, -- сказала Елена Юрьевна. -- Может, на этом и надо было остановиться? Ведь я тоже мечтаю помогать детям стать людьми нового времени. Только я хочу начать с тела, а вы сразу с души. К сожалению, сейчас это невозможно. Но я верю, что всё ещё будет.

"Неужели она не понимает, что на фоне её отношений с мужем ей невозможно верить?"

Дмитрий улыбнулся.

-- Смейтесь, смейтесь, дорогой Дмитрий Валентинович, -- с грустью сказала Елена Юрьевна. -- Как я устала называть вас на Вы!

Он вздрогнул! Заглянул в её глаза пронзительно.

Они долго смотрели друг в друга. Наконец, Елена Юрьевна не выдержала, отвернулась и, не глядя на него, еле слышно произнесла:

-- Дайте мне руку. Пусть хотя бы пять минут счастья...

Дмитрий накрыл её руку своей и почувствовал, как бьётся сердце -- его и её.

Вдруг она большим пальцем слегка сдавила его ладонь. "Совсем как... -- подумал Дмитрий, и сердце его замерло. -- Она хочет ласки, но я уже знаю, чем это кончится".

-- Так хочется нежности. Мне нужно...

-- А почему не спросите, чего хочется мне?

Она не ответила.

Обрывки взгляда, страх, желание прикоснуться. Глаза её как крик о помощи, и рука, протянутая рука, пытающегося найти спасение.

"Как она прекрасна!"

Ждала ли она чего-то? Он не хотел думать об этом. Ему ничего было не нужно. Она желала, а он хотел оставаться собой, ощущая необходимость во что бы то ни стало держать дистанцию, и не в силах избавиться от воспоминаний.

"Всё банально до безобразия, -- у неё с мужем то же самое, что и у моей жены: вышла по глупости, пытаясь сбежать от себя, теперь жаждет начать новую жизнь. Но неужели ты откажешься от новой жизни, зная, что неминуемо ждёт разочарование и одиночество, зная, что эта жизнь не вечна, и впереди ожидает смерть?"

-- Пять минут счастья меня не устроят, -- осторожно, но твердо сказал Дмитрий.

"Хочет он меня или нет? -- так в конечном итоге можно сформулировать интерес женщины к мужчине. Она размышляет "интересна ли я ему?", но никогда -- "я сама по себе интересна". Женщина остаётся женщиной, всегда пересиливая в себе человека; ей нужно касание, поглаживание, проникновение, -- натуру не переделать!"

Он хотел взять её за руку, удержать в своих ладонях, но что-то говорило ему, что приближаться не следует. Радость манила, а боль не отпускала.

"Моё отношение к ней не просто желание, не страсть, а скорее, потребность в вере, в ком-то, кто бы принял и понял меня, потребность любить, желание в ком-то остаться".

Но он чувствовал, что ему нужно оставаться одному. Пусть она использует его, хотя это ему и неприятно, но он готов доставить ей радость, даже если потом придётся страдать.

-- Вы хотели предложить себе пять минут счастья, чтобы потом утолить жажду раскаяния в собственной греховности? -- как можно мягче сказал Дмитрий.

"Она живёт на деньги мужа, и при этом не испытывает никаких угрызений совести, изменяя ему со мной. Ох, женщины!"

-- Вы для меня испытание!

"Да, я испытываю её, и, наверное, это правильно. Выбрать меня -- безработного, без дома, без всяких надежд на признание, отказавшись от семьи, от мужа, от достатка, бросив тем самым вызов родным и уйти в неизвестность, -- на это ни одна женщина не способна!"

-- Я вам, вы мне даны как испытание найти награду или же позор. Душа в душе находит покаяние или вершит себе же приговор.

"Скорее всего, она останется с мужем. И правильно сделает. С ним стабильность и уверенность в завтрашнем дне, со мной же полная неопределённость. -- А может, ты боишься, что она бросит всё и пойдёт за тобой? -- И есть страх, и в то же время отсутствие страха вступить в любовь. Она не любит меня, она влюблена. Для неё я лишь объект любви. Не нужен ей я весь. А по частям себя я растащить не дам. Берите, если хотите, со всеми достоинствами и недостатками".

-- Это всё как сон, -- произнесла Елена Юрьевна зачарованно.

-- Лучше не просыпаться.

"Опять хочу обмануть себя надеждой. Могу мечтать сколько угодно, но знаю, что счастье с ней для меня невозможно. Какой фантастической представляется действительность, когда знаешь, что ждёт впереди!"

Они долго сидели молча, стесняясь взглянуть друг на друга.

-- Мечты сбываются.

-- Не замечала.

-- Значит, мало мечтали. Ведь мечта, как и любая мысль, неслучайна. Нет ничего случайного. Браки вершатся на небесах, даже несчастливые. Это понимаешь, когда осознаёшь, что всё закономерно и нет ни одного случайного шага в жизни.

-- Выйдя замуж, я совершила ошибку.

-- Мы называем ошибками, как правило, события прошлого, и почти никогда не считаем ошибкой происходящее.

-- Хочется перечеркнуть и начать жизнь сначала.

-- Из жизни ничего не вычёркивается!

-- Даже ошибки?

-- В жизни своей ошибок не бывает. Всё есть Судьба -- плоха, иль хороша. И даже если в нас душа страдает -- то ей на благо, но не навсегда. Всё выправит любовь, печаль и скуку, затянет раны, шрамы удалит, и в счастье превратит былую муку, и в радость обернёт, что в нас болит. Лишь верить надо в давние заветы, и чудо в точности произойдёт. Душа нам шепчет верные рецепты. Неверящий же это не поймёт. Не сотворим же мы прелюбодейства, но лишь любовь -- в том мудрости секрет! Противно мне любое лицедейство. И в этом заключил я свой обет. Не нужно слов -- вы мне в глаза взгляните, и я пойму, где правда, а где ложь. Передо мною вы не согрешите. Нам Бог судья, Он видит нас насквозь! Так будем же честны друг перед другом, а более пред тем, кто стал родным. Добро и зло идут от нас по кругу. Что получили, то не возвратим. Чтоб разорвать порочный круг ошибок, покаемся пред всеми и собой, что злоба не лишит нас впредь улыбок и искренним наш будет шаг любой. Быть честным до конца душа желает, ведь ложь любая к гибели ведёт. Любовь без правды тотчас же растает, а в искренности только расцветёт. Мы радостью проверим наши чувства. Надрыв любой укажет нам на грех. Творить любовь -- то мудрость и искусство, а вовсе не соблазн ночных утех.

Елена Юрьевна слушала, потупив взор.

-- Ваши мечты иметь счастливую дружную семью, дом, в котором всегда есть пироги, любящего и любимого мужа прекрасны. Это и мои мечты. Но мне с горечью приходится сознавать, что они не выполнимы, во всяком случае, мною. Всё что я могу, это любить вас. И только!

Он говорил о своей любви, она думала о своей. Он понимал, что она его не понимает, вернее, понимает по-своему, а потому решил объясниться.

-- Я хочу быть предельно честным с вами, и потому считаю своим долгом сказать вам, что не смогу материально обеспечить вас, как обеспечивает муж. Да, хочется уюта, заботы, пирогов, но служить этому я не способен. У меня нет ничего, ничего, кроме любви. Я могу только любить, любить несмотря ни на что!

Высказав наболевшее, Дмитрий почувствовал высвобождение и одновременно ощутил сильное влечение к ней. Он гнал её от себя, но вдруг испугался, что она уйдёт.

-- Можно я вас поцелую, -- сказала она, и словно извиняясь, добавила, -- просто так...

Он чувствовал, как она хочет прикоснуться, страстно желает сблизиться, сократить расстояние...

-- Пожалуйста, не надо... просто так.

Дмитрий вдруг ощутил пустоту. Полную пустоту.

-- Вы думаете, я не хочу поцеловать вас? -- сказал он как можно нейтральнее. -- Хочу. Но не менее хочу быть искренним.

Желание вдруг снова наполнило его.

"Ни к чему это не приведёт, только душу измотает. Хотя, если ничего не ожидать, и только любить... то почему нет?"

Он уговаривал себя, доказывал, убеждал, а чувство проникло в его душу, разогнав сомнения, и поселилось в ней. В нём была жажда, но он не чувствовал влечения, было желание, но не было притяжения.

Вдруг он вспомнил ту женщину в школе, что пришла к нему. И эту и ту он любил с неистовостью обречённого, не надеясь на взаимность. Одну -- как свою давнюю мечту, другую -- стремясь умереть на мгновение, слившись с нею, и зная, что возвращение в жизнь неизбежно. И в той и в другой он любил свою идеальную женщину. С одной он хотел быть -- любил для неё, старался произвести впечатление, быть мужчиной, доставить ей удовольствие, которое она запомнит навсегда; с ней он играл себя таким, каким она хотела его видеть, с ней он освобождался от обременяющей тяжести, стараясь выбросить себя куда попало. С другой он хотел не быть -- забыл о ней, о себе, весь растворившись в чувстве, которое их соединило; она жаждала, искала, просила, стремясь впитать без остатка всё, что было им и могло стать их; и это было сотворение новой вселенной!

"Одна слишком умна, чтобы любить, другая глупа... И та, и другая хотят доказать себе, что честны, что даже согрешая физически, душой остаются верны мужу. Мужья их готовы даже простить меня. В них я вижу себя: я тоже был готов простить жене любовников, лишь бы она не ушла".

Вдруг он почему-то вспомнил девочку из школы, необъяснимое влечение к ней, притяжение магнетическое, неудержимое, кристально чистое и святое, не имеющее ничего общего с влечением к женщине.

Начался дождь. Они спрятались под навес какого-то ресторана. Вокруг не было ни души. Только дождь.

-- Почему меня так сильно тянет к вам, словно жертву к своему палачу?

Он ощущал сильное влечение, которое не из него исходило, а лишь притягивало к ней, -- и он покорился.

-- Я поступаю неправильно, -- сказал он, целуя её руку.

-- Вы сумасшедший, -- произнесла она, млея и закрывая глаза.

-- Любить могут только сумасшедшие.

-- Почему?

-- Потому что они любят, а не рассуждают. Остальные строят расчёт. Но любовь это не безумство, а проявление души, освободившейся от оков здравого смысла. Любовь дарит нам крылья!

Он вдруг ощутил, как вдохновение вновь коснулось его.

-- Любовь -- это прозрение и желанье отдать себя целиком, освободившись от искушения иметь что-либо для себя в другом; это забвенье мечты и надежды и радость служенья без всякой корысти; стремленье пожертвовать всем, что имеешь, и вера в то, что летать ты умеешь; это когда исчезает страх, и следуешь сердца лишь зову впотьмах, уже не желая иметь или слыть, а только, отдав всё что можешь, забыть. Да, это полное забвение себя, когда исчезает упрямое Я, когда лишь отдав, всё что можешь отдать, себя ты в другом вдруг не сможешь узнать, и сбросив желаний балласт, воспарить... Иначе, прости, не умею любить!

Он крепко обнял её и поцеловал... долго и страстно... ощущая, как тонет в её поцелуе... растворяется в нём... и вдруг почувствовал мгновение ... и весь проникся мгновением вечности... и её тёплое вневременное участие его устами прошептало:

-- Мне хочется, чтоб рядом были вы, и молча мне во всём бы помогали, своим присутствием и чудными глазами способствовали творчеству мечты.

Дмитрий вдруг ощутил как что-то прорвало запреты, страхи, сомнения, и его понесло по бурной реке в неизвестность, которую он желал, ждал, вымаливал...

-- Весною жизнь опять манит надеждой, перевернув песочные часы. И кажется, что молоды как прежде, хотя безумия давно мы лишены. И чудится, что сбудутся мечтанья, и мы найдём, чего мы лишены, и мимо нас прошествуют страданья, и обретём мы счастие в любви. Пусть годы дарят трезвость взгляда, а опыт жизни грустью давит грудь. Душа как прежде молода и рада, и верит: сбудется мечта когда-нибудь! Мы часть Природы, часть Закона Жизни, и вне Её нам счастья не найти. Себя по свету ищут половинки, друг в друге целостность надеясь обрести. И доводы рассудка здесь бессильны, ведь сердце выбирает нам пути. Первично чувство, и вторичны мысли, -- так подчинимся мудрости весны! Обманемся, хотя бы на мгновенье, или на день, а лучше уж на год. Печально знание. Душа же упоенья вымаливает, зная наперёд, что всё проходит...

Она открыла глаза. Они сверкали.

-- Я всегда хотела, чтобы меня так поцеловали, -- проговорила она сбившимся от волнения голосом. -- Откуда вы это знаете? -- Она улыбнулась. -- Я как пьяная сейчас. Думала, у меня такого никогда не будет. -- Она поправила волосы. -- Благодаря вам я почувствовала себя женщиной. Впервые!

Выглянуло солнце.

-- Я словно во сне. Даже страшно пожелать -- все мечты сбываются. Просто не верится!

-- Невозможное возможно!

-- Поцелуй меня ещё.

Он вновь прижал её к себе, и, желая забыться, утонуть, воспарить, целовал долго, страстно и мучительно, теряя ощущение тела, растворяясь в ней и в себе.

Она уже не пыталась справиться с охватившей её страстью.

-- Бедную девочку никто не ласкал?

-- Как это мы перешли на ты?

-- Мы не перешли, мы перелетели!

Елена Юрьевна поправила прическу.

-- Я страшная женщина! -- Она взглянула на него полушутя полусерьёзно. -- Если судить по гороскопу, вам надобно меня бояться.

-- Что я и делаю. Но вы околдовали меня своим взглядом, и я не владею собой.

Он вновь с силой прижал её к себе, и вдруг вспомнил уютное чувство принятия, когда нет ничего, кроме поцелуя и желания -- тягучего и сладкого как мёд -- и это мгновение, этот миг и есть то, что стоит всей жизни, миг, о котором он мечтал, который снился ночами, ради которого мог бы пожертвовать жизнью; он пытался почувствовать Мы, растворится в Мы, словно это были последние мгновения его жизни, последнее желание, предоставляемое перед смертью, он хотел умереть, слившись с нею, и желание не расставаться было сильнее желания жить.

-- Вы, наверное, хотели, чтобы я прочувствовала, как тяжело спать с нелюбимым мужчиной, -- сказала она. -- Но я всегда знала, что не смогу быть любовницей. Душа просит иного.

-- Душа -- она в каждой клеточке тела.

-- Что ж, пусть я буду глупенькой маленькой девочкой.

Он вновь окунулся в её волосы и, вдыхая их дурманящий аромат, сказал:

-- Да, невозможное стало возможно. Только не надо желать большего.

И вновь слился с ней, целуя её и гладя её хрупкое тонкое тело, ощущая её нежное тепло. Большее было невозможно, да он и не хотел, хотя тело ныло, требуя своего, но душа, душа почему-то была закрыта, и он, напрягая все силы, переборол в себе желание сблизиться с ней прямо здесь и сейчас.

-- Наверное, мне должно быть стыдно, -- поправляя одежду, смущённо проговорила Елена Юрьевна. -- Но мне почему-то не стыдно.

-- Чувство сильнее или чище тех мыслей, от которых вам может быть стыдно.

[ 1 ... 29 30 31 32 33 ... 105 ]

[ на главную | скачать полный текст | послать свой текст ]