нужен, а здесь они начали болеть. Вот и
таскаем на себе.
-- Когда недавно
Учитель был на Горе, он сказал, что это
"комсомольская стройка". А
всё потому, что нет духовного. Это
строительство ради строительства. А
мы создаём Храм души -- вот что
главное! Работа может быть любой,
главное, чтобы любовь увеличивалась
при этом.
-- Есть притча о двух
землекопах. Один пришёл и начал
работу размеренно, обдумал всё, копал
неторопливо. А другой -- верующий --
пришёл весь верой окрылённый, стал
рыть, вырыл больше первого, а в
результате неторопливый обогнал
верующего и даже сделал лучше.
Меня такая
самокритика удивила. Удивительная
вещь правда!
Потом долго не могли
прийти к общему мнению: отпускать
желающего уйти с Горы в неурочное
время или не отпускать? Некоторые
считали, что отпускать не следует. А
Володя сошёл с Горы, сославшись на
Учителя, который сказал: когда
почувствуете, что надо сходить --
сходите.
Вот так люди
порождают собственную несвободу: не
желая думать, не желая быть собой,
следуя по проторённой кем-то дорожке,
не желая искать свой путь, сбиваясь в
религиозные общины.
Я не пытаюсь
подстраиваться, и мне кажется, их
смущает дух иной, который они сразу
называют тьмой. Для них я чужой!
Много говорят о
любви, и тем меньше любят. Только
Лена относится ко мне с симпатией.
Потому, наверное, и
разоткровенничалась.
-- Вообще-то раньше я
была Лариса. Я всегда была скромной
девочкой, с подружками ешё в школе
мечтала, что у меня будет десять детей.
Мечтала создать семейный детский
дом. А детей своих хотела как бы самих
по себе, без мужа. Замуж вышла без
любви, по глупости. Десять лет потом
расплачивалась за неверный шаг.
-- А мне дали
четырнадцать, -- неожиданно
откликнулся Володя.
-- А мне девятнадцать,
-- подхватил Коля.
-- Была у меня большая
любовь, четыре года длилась. Но тот
человек всё никак не мог понять, любит
он меня или нет. Когда попадал в моё
поле, то казалось ему, что любит, а
когда уходил, то начинал рассуждать.
Через четыре года он понял, что любил
меня, но уже всё безвозвратно кануло,
поезд ушёл. А муж мой Владимир так
повёл себя, что всё, чем я в юности
жила -- свечи, песни -- исчезло. А я очень
любила свечи, всю юность провела при
свечах и под гитару. Из брака этого,
конечно, ничего не вышло, зато
родилась дочка, которая и привела меня
к Учителю. Когда она первый раз узнала
про Учителя, то через две недели к нему
уехала, а следом за ней и я. Когда надо,
путь выкладывается. Хотела я
реализовать свою мечту -- создать
семейный детский дом в селе, но
официальными путями не получилось.
Чувствую, получится здесь, на Горе.
Только воспитание должно быть
раздельным: девочкам -- терем,
мальчикам -- зАмок. А то все отношения
упростили до невозможного. А должна
быть тайна. Мальчиков должны
воспитывать мужчины. Это я по своему
сыну знаю. А то растят мамаши
заботливые, ведут за ручку своих
сыновей, а потом те ищут свою
половинку, которая могла бы стать их
мамой. Так и здесь на Горе собрались
маменькины сынки, выросшие без отца.
Исповедь
Лены-Ларисы меня удивила.
-- Вообще-то я
фантазёрка. Люблю всё волшебное,
сказочное. Никогда реальность не
воспринимала. Всю жизнь только и
делала, что читала фантастику да
сказки. Всю жизнь словно шла по
лестнице, ведущей вниз. И понимала
ошибки свои только когда заболевала.
Искала, ошибалась, была мясоедкой
страшной.... Но Отец Небесный
позаботился обо мне -- и тут весть об
Учителе. Я как увидела, так сразу же в
сердце приняла. Потому как
невозможно с чем-то соглашаться, а с
чем-то нет. Это не есть вера.
Я подумал: они искали
ответ и не находили, и Учитель стал тем,
что они искали -- воплощением их любви.
-- А место здесь
сказочное. Это, наверное, самое нежное
место на земле. И феи лесные здесь
очень нежные. Когда солнце заходит,
они начинают бродить по тропам в своих
розовых одеяниях. Я раньше леса
боялась, всего боялась, и темноты.
Никогда у меня не было возможности
быть рядом с природой. Только здесь я
почувствовала, насколько природу
люблю. Когда пришла, увидела всё,
обняла берёзку, заплакала, и ощутила,
словно ожила эта берёзка, и не берёзка
это вовсе...
Наверное, никто её так
не слушал, как я. И она чувствует это.
-- Мы скоро изменимся
здесь на Горе, -- сказала Лена с
воодушевлением. -- Пройдут столетия, и
мы станем как в фантастических
рассказах -- русые и золотоглазые.
Рация сломается, дороги зарастут. Всё
будем делать своими руками.
Я невольно улыбнулся.
-- Всё невозможно.
Нужно ведь какое-то разделение труда.
-- Возможно! Я буду
ткать рубахи, и обеспечивать тех, кто в
этом нуждается. А кто-то будет
вырезать ложки или миски из дерева, и
обеспечивать других. И не будет ни
денег, ни магазинов. Мы здесь как в
сказке живём!
-- Да, мы живём ещё в
преддверии, -- вставил Володя. --
Читаешь не то что новую страницу, но
первую букву начинающегося будущего.
Люди-дети!
Неспособность решить проблемы и
устроить свою жизнь приводит к бегству
в призрачное будущее.
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Ночью заболело горло.
Я полностью доверился Господу, и не
просил исцелить меня, но сделать
излечение менее болезненным и
долгим. И чудо совершилось!
Странно как-то
получается. В начале дня твёрдо решаю,
что это последний день, к обеду начинаю
сомневаться, а после ужина не хочу
уезжать. Сроднился что ли я с ними, или
взаправду это место нежное? Люди
здесь хорошие, все особенные, разными
жизненными путями пришли сюда. И я
остаюсь до завтра в ожидании чего-то
необычного, что может принести этот
день. Не хочется уезжать. Но жить
здесь не могу, потому что не верю.
Утром Коля опять
опоздал на работу, на что Лена
заметила:
-- Он никогда не
торопится. Любит поспать и поесть.
Зато была
возможность мне поразмышлять в
одиночестве.
-- Чего ты всё пишешь?
-- спросил Коля, появившись. -- Ты
писатель что ли?
Потом долго пытались
переместить срубленный ствол
огромного кедра. Я объяснял, что не
могу, что это не в моих силах, у меня
ноги переломаны.
-- Зачем себя
программируешь на невозможность. Это
кодировка. Можешь!
Терплю. Сознание, что
этот день может быть последним,
несколько оптимизирует работу.
После очередной
молитвы, уже в процессе работы Коля
вдруг закричал на меня:
-- Возьми влево на
себя и подавай чурку торчащую справа
от меня.
-- Не понимаю.
Объясни понятнее.
-- Мать твою, ты что, не
понимаешь?
-- Ты хочешь сказать,
что я дурак?
-- Зачем
констатировать. Чего сопли развесил?
Я подумал, вот оно:
молитва, рассуждения о вере, изучение
заповедей, пение псалмов -- и ругань.
-- Прости, --
спохватился Коля, и как-то угрюмо
добавил: -- Можешь считать своё
задание выполненным. Не зря съездил.
-- Ты о чём?
-- Сам знаешь. Из тебя
бы получился неплохой... Впрочем, уже
получился.
-- Кто?
-- Ты и так хороший
человек, -- уклонился от ответа Коля.
За кого они меня
принимают? За шпиона? Или за
журналиста?
В сравнении с их
псевдоправедностью я чувствую себя
исчадием ада. Нет, это даже не
праведность, это наивность, детскость.
После обеда я
предложил почитать вслух
"Завет" Учителя.
-- Сейчас не стоит, --
сказал Володя. -- Найдём другое время
и место.
Я удивился, ведь они
всегда в это время читали
"Завет".
-- Мне кажется, в
любое время можно приобщиться к
Истине.
-- Тогда читай про
себя, -- отрезал Володя. -- Не надо
говорить то, что не чувствуешь.
-- Я чувствую это,
потому и говорю.
-- Я тут недавно
прочитала одну книгу, -- начала Лена, но
Володя её оборвал:
-- Как можно читать
здесь другие книги, когда есть
"Завет" Учителя.
Они не считают даже
нужным думать, ведь есть Учитель, он --
Истина. Зачем думать, когда можно
спросить, слушать и выполнять. Так
люди порождают собственную
несвободу. А ведь если Учитель
когда-нибудь скажет, что смерть есть
лишь переселение к любящему Отцу, и
Отец зовёт их, то, возможно, многие
пойдут за ним и совершат самоубийство.
На фоне их веры мои
размышления кажутся проявлением
неверия. Они хотят только верить, я же
хочу и понять!
Ощущаю себя чужим
среди чужих. Мне не верят. В их глазах я
неверующий, раз не поступаю как они. Я
не свой, а потому чужой. Видимо, они
думают, что я шпион. Написал это и
вдруг почувствовал, что боюсь их.
Меня пугает их отказ
от собственных размышлений и полное
подчинение Учителю.
А может быть, они
просто бояться задуматься, потому что
страшатся признаться самим себе в
самообмане?
И всё же отнестись
однозначно к ним не могу. Каждый
по-своему прав, находясь в своей
системе. Возможно, и я бы вёл себя
также в схожих условиях.
Окончательно решил,
что завтра уйду. Хватит!
Когда сказал, что
завтра схожу с Горы, сожалела только
Лена.
-- Желаю вам хорошо
потрудиться и построить храм души, --
пожелал им на прощание.
-- Приезжайте к нам
годика на два, -- сказала она, -- нужны
молодые руки.
-- Строить нужно храм
души, а не здание, -- ответил я.
-- Но нужно Гору
построить, и Город.
-- Каждый должен быть
на своём месте, где он больше всего
необходим. Здесь -- в обилии любви --
строить легче. А любовь нужна везде, и
там, в миру, даже более. Для любви не
нужны святые места. Нужно не купаться
в собственной любви, а нести её в мир.
Мир спасать!
Вот только можно ли
его спасти? -- подумал про себя.
Нет мира в их
монастыре. Как, впрочем, наверное, и в
других. И это при том, что налицо все
признаки соборности. Но мне почему-то
не по себе?
Они ведут
растительное существование, пытаются
создать свой мир, построив монастырь.
Монастырь свой они построят. Но будет
ли в нём мир? Да и возможно ли
создать мир в монастыре?
Зачем же они едут
сюда? Какой в этом смысл?
А может быть, во всём
этом есть смысл и они правы?
Внешне здесь все
правильно, но внутри -- чувствую
самообман. Это какой-то театр.
И ведь всё это
отражается где-то? Или это Космос
отражается в нас?
Что же выбрать:
подчиниться общине, отказавшись от
себя, или уйти, выбрав одиночество, но
оставшись собой? Желание жить для
других не преодолевает желание жить
для себя.
Кто прав: мир или я?
Личность или община?
Я не есть весь мир, а
мир не есть я.
Нет, это не для меня!
Я одиночка. Где бы я ни был, мне всегда
хочется быть одному, то есть оставаться
самим собой. Для меня это наивысшая
ценность. Только будучи один, могу
добиться наиболее адекватного
воплощения своей честности.
Здесь я никогда не
стану своим, потому что всегда буду
оставаться собой. Не могу я жить в
общине, я всегда сам по себе. А у них
фактически монастырский уклад жизни.
Я же отшельник, где распорядок -- это я
сам и воля Господа. Монастырь мне
претит -- я хочу отшельничества!
ДЕНЬ ШЕСТОЙ --
УХОД
"Мечты
сбываются", -- сказал Коля, когда я
подарил ему тельняшку на память. Я
предполагал, что он о ней мечтает.
Расставаться с ними
грустно, словно ухожу из детства.
Чего же я хотел?
Найти мир иной? Истину? Они для меня
стали зеркалом, в котором я понял
себя. Я думал, это выход. Но это не
выход, это бегство! Причём с примесью
лицемерия. Это самообман, или, что
гораздо хуже, обман. На что я не
способен, так это на такой обман, равно
как и поддаться такому обману. У
каждого своя дорога. Хотя, возможно,
когда-то и я сбегу в глухую деревню. Но
у них это бегство не от мира, а от
реальности. Только от неё не сбежишь,
она всюду, и прежде всего в тебе
самом. Всё то же, что и везде, только на
иной лад. Законы что и в миру, хотя
несколько смягчены. Та же проблема
денег, та же необходимость полагаться
во всём лишь на себя. Материальное
берёт своё -- огород, дом, деньги...
И в миру монастырь не
построить, и в монастыре мира нет. Где
же стяжать благодать Божию?
Я возвращаюсь в мир.
Вера этих людей помогла мне понять:
храм и монастырь и мир -- всё в душе!
Прощай, Город
Мастеров, или, наверное, лучше сказать,
до свидания.
Выйдя за пределы
Города, я почувствовал высвобождение.
Что может быть
прекраснее лесной дороги, в которой
счастье каждый шаг. Без устали
переставляю ноги, не чувствуя тяжёлый
свой рюкзак. Здесь каждый миг своё
очарованье таит за елью или за сосной.
Бреду по лесу, где предначертанье готов
раскрыть мне папоротник любой. Как
хорошо идти без всякой цели, не зная,
где найдёшь ночлег. И тайны
раскрывают свои двери -- какое чудное
созданье человек! Ему дано всё счастье
без остатка, раскрой лишь руки -- и оно
твоё. Иди--твори, что может боле сладко
наполнить смыслом бытиё.
Красота мою душу
несёт сквозь леса, сквозь туманы и
сквозь буреломы. Правду кто-то сказал:
здесь живут чудеса, сказка спряталась
в кедры и горы. Эльфы -- это
друзья-комары. Феи-бабочки спят в
паутине. А волшебники-бурундуки шишки
кедровые мне подарили. Нет покоя от
этих никчёмных людей, что решили
здесь город построить. Отказаться
нельзя от безумных идей. Верить легче,
чем глупость оспорить. А Господь
пребывает в покое любви, а не в доме, и
даже не в храме. И не нужно залезть на
вершину горы, чтоб почувствовать --
дело не в тайне. Тишина -- вот лишь
средство постигнуть себя, и предельная
честность при этом. Для любви не
нужны нам святые места. И не важно,
кто звался Заветом. В граде сказочном,
где на волшебной Горе восседает
пророк и Учитель, чуда нет, впрочем, как
и везде. Чудо -- в нас, человек сам
воитель!
Один в лесу.
Ромашковое поле. Берёза плачет надо
мной. Как будто собственное горе
готова выплакать листвой. Ковёр из
земляники под ногами. Мерцающее
зеркало реки. И тишина своими
мудрыми устами зовёт забыть про
прежние грехи. А красота забрала в лес
-- колдунья. Не выйти из лесу, не встать
с камней реки. А небо ночью жаждет
новолунья. А горы замерли как будто от
тоски. Шумит река вдали у водопада. Ей
всё равно, ты счастлив или нет. Природа
счастью рада и не рада. Лишь только я
во всём ищу ответ. Куда идти, зачем и
для чего? Не знаю -- знать мне не надо.
Но к счастью нам забыть не суждено,
кого любить нам жизнию дано. Вдруг
дождь заплакал. Всё повеселело. И
солнце промелькнуло в облаках.
Какой-то жук глядит на меня смело. Кто
позаботится о бедных комарах?..
Сижу один и никого в
округе. Вершины гор застыли в облаках.
Зачем идти, ведь движемся мы в круге.
Всё ищем, а ведь смысл -- в нас.
Дворцы плывут по небу голубому. Так и
мечты реальны и пусты, коль жизнь не
посвящаем мы другому, видя во всём
только свои черты. Но мир не пуст, он
тайна и разгадка, лишь потрудись во
всём увидеть смысл. И счастьем станет
в огороде грядка, когда трудом
наполнится твоим.
Течёт река, спокойна и
мудра. Вода кристальна как слеза
младенца. Мечтал об этом, кажется,
всегда. Иль может быть, мне снилось
это с детства? Как тихо. Нету ни души.
Лишь жизнь цветов меня всего пленяет.
Как хочется, чтоб рядом была ты.
Желанье это строки сотворяет. Готов
сидеть так вечность. Но пора идти.
Дорога в неизвестность пусть уведёт
неведомо куда, и я уйду весь в счастья
беспредельность.
Счастье -- оно всегда с
нами: в солнца закате и в блеске росы,
время когда не измерить часами, и
когда звёзды с тобою на ты, это когда в
каждом вздохе Вселенной чувствуешь
радость любви и добра, это восторга
полёт упоенный, глядя в бездонные
чьи-то глаза. Душу раскрыть без
стесненья для Рая, чтобы любовью
наполнить её. И перестать жить, о
чём-то мечтая, чтоб ощутить Вечности
бытиё.
Покой родил здесь
красоту. В гармонии леса и горы. Река
плетёт свою косу, ручьи сплетая сквозь
пороги. Здесь время потеряло смысл.
Пространство тишиной объято. Жить тут
-- отрада и награда. Но путь мой далее и
ввысь!
Один. Совсем один.
Бесценное моё одиночество!
Одиночество и есть ощущение себя.
Наверное, в прошлой
жизни я был странствующим монахом,
так мне это нравится.
Но откуда во мне эта
безмерная радость космическая, это
счастье с горчинкой земного
происхождения?
Как это ужасно:
любить всех и никого в частности.
Впервые на дороге
включил приемник. Мир живёт своей
жизнью, совершенно не замечая моего
отсутствия.
Так возвращаться в
мир или остаться здесь?
Я хочу жить для Бога!
Ни одного злого слова,
ни одной злой мысли!
По дороге ползут
муравьи. Не обойти и не наступить
невозможно. Кто я для них: стихийное
бедствие или судьба?
Что общего в
движении звёзд, муравья и меня? И
верно ли поставлен вопрос? Ведь если
смысл везде, значит, Космос в амёбе?
Но что же есть тот мост, соединяющий
микромир и Вселенную, опора которого
мой вопрос? Ведь не случайно я тайной
томим, разгадку пытаясь найти что есть
сил. И что мне в ней, почему я смысл
обрести хочу? Движение огня и
движение души -- что общего в этих
огнях? Кто выдумал всё это? Иль само
оно возникло из ничего?
В лесу, когда никого
нет рядом, чувствую себя наедине с
Богом! Я чувствую Его присутствие,
словно сидит рядом кто-то.
Ящерица смотрит на
меня. Мотылёк сел на руку и ползёт
вверх по руке. Стрекоза упала в воду.
Беру её и сажаю на руку. Она тщательно
вытирает свою мордочку. Подсушила
крылышки и взлетела. Возможно, и мне
кто-то помог избежать гибели. И ведь
стрекоза для чего-то нужна. Ведь нужна
для чего-то! И в её жизни есть
назначение и смысл!
Ползет муравей.
Стрекоза летит. Куда? Зачем?
В хаосе жизни я
обнаруживаю, что это вовсе не хаос, а
непонятная мне закономерность. Но в
чём суть и смысл этого движения, зачем
и каким образом всё движется?
Муравей укусил. Взял
его в руку, но не убил, -- себя вдруг
увидел муравьём во Вселенной.
Измениться ли что-нибудь, если я убью
муравья? Да, изменюсь я!
Интересна ли в
масштабах Вселенной судьба нашего
муравейника?
Возможно, разгадка
Тайны Бытия в том, каким образом
Единый присутствует и в галактике, и в
движении муравья. Быть может, Тайна
заключена в соотношении масштабов:
Вселенная и муравейник -- разные
масштабы, но общие закономерности, а
ответ заключён в объяснении любого
уровня?
Величественные
кедры. Они намного старше меня.
Возраст некоторых секвой достигает
четыре тысячи лет! Эти деревья росли,
когда строились египетские пирамиды,
они уже были большими, когда Колумб
открыл Америку, наверное, это самые
старые растения на Земле. Скольких
великих честолюбцев они видели!
Для первобытных
людей всё было живым и
одушевлённым. Они поклонялись
деревьям, каждому камню, каждому
животному.
Птичка засунула в
дупло клюв, но, видимо, никак не может
достать спрятавшуюся там добычу.
Взяла в клюв прутик, и с его помощью
вытащила-таки прятавшуюся в дупле
гусеницу. В рамках возможностей
своего тела, каждое живое существо
действует предельно логично, а значит,
