НОВАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Кофырин Николай Валентинович: "Чужой странный непонятный необыкновенный чужак"


[ 1 ... 90 91 92 93 94 95 96 ]
предыдущая
следующая

своих насиженных мест. Как приятно бежать босиком по еще теплой земле и чувствовать капельки тумана, родившиеся на нескошенной траве. А вот и озеро, а я все несусь, не останавливаясь на отмели, косой уходящей в воду. Мне хочется преодолеть сковывающие меня привязанности и разрушить созданные самим шоры -- узкие рамки собственных представлений, ставшие клеточками той решетки, которой я отделил себя от окружающего мира. Я хочу вылететь на волю из клетки своего Я -- последних рамок, оставшихся после преодоления общественных стереотипов, чуждых предрассудков и своих привязанностей. Эти рамки-решетки той тюрьмы, в которую я сам заточил себя, при этом поблагодарив общество за предоставленное им убежище самообмана. Как я не понял этого сразу?! Глядя на звезды и растворяясь в потоках лунного света, ощущаю, как тают последние остатки того, что недавно именовалось Дмитрием Крестовским.
   Избавившись от ставшего привычным груза чужих и своих привязанностей, выбегаю на отмель и бегу по дорожке лунного света, указывающей мне путь. Под ноги не смотрю и, раскинув руки, взлететь хочу, как два орла, и руки, словно два крыла, вдруг оторваться от земли, проникнуть в дальние миры, в душе лишь чувство затая, любовь мой компас у руля, любовь с полетом я сравню, путь в поднебесье укажу, царит где радость лишь одна, любовью множится она ...но чтобы к ней ты мог взлететь ты силой должен овладеть сокрыта в радости она а тайна чувству отдана чтоб силой этой овладеть на зло любовью ты ответь открыв суть тайны лишь собой поймешь смысл радости любой в тебе самом рычаг сокрыт и путь к могуществу открыт тебе возможности даны постигнуть дальние миры войди в себя ты целиком стань дуновенья ветерком и растворив себя в других поймешь что больше нет чужих ты в нем а он живет в тебе идя к нему придешь к себе и силу что в тебе растет любой любовью назовет ты вдруг почувствуешь творца хоть у любви и нет лица и благость вдруг к тебе придет душа в блаженстве расцветет поймешь ты сразу птичий крик и шепот тополей седых крик утки трели соловья ведь в каждом будет твое я услышишь говор муравьев и мудрых птиц ночной полет поймешь реальность своих снов и вещий шепот божьих слов...
   И вот лечу вслед за утками навстречу старушке луне. Озеро подо мной все более уменьшается в размерах, и постепенно отблеск его зеркальной поверхности окончательно гаснет в ночи. Я парю, парю! Нет ничего чудеснее ощущения свободного полета! Избавившись от всего чуждого, сбрасываю на землю последние остатки своего Я. В этом парении не чувствую тела, словно его не существует, а лунный свет затягивает меня все дальше и дальше в бесконечную глубину звездного купола. Почти полностью растворяюсь в ночном эфире. Даже утки не пугаются остающейся после меня тени. Вся моя прошлая жизнь не стоит этих мгновений, когда, наверно, впервые могу полностью освободиться от всего чужого, сковывающего и привязывающего меня к земле. Но чувствую, тянется за мной шлейф грязных мыслей и поступков. Они, наверно, не скоро растворятся, сделав меня проницаемым для света. Какие бы головокружительные виражи ни делал, мне не избавиться от своего прошлого. Но полет стоит того. Спрятаться можно на земле, замаскировавшись среди себе подобных; в небе же ты виден всем, и каждый может различить, каков ты есть на самом деле. Только паря в очищающих струях ночного эфира, можно избавиться от всей накопившейся в душе нечистоты. Большей радости, чем радость свободного полета, в жизни быть не может. Нигде и никогда невозможно испытать такой свободы и бесконечности окружающего пространства, как только паря высоко в небе. Кувыркаюсь, как ребенок, падаю и вновь взлетаю ввысь, набираю высоту и долго планирую, потом беспорядочно барахтаюсь в воздухе и вдруг начинаю ощущать, что все мои движения подчинены какой-то силе. Сила эта направляет мой свободный полет, словно лечу по замкнутой траектории. И сколько бы ни кувыркался, трудно избавиться от ощущения движения по большому кругу. Чтобы проверить это, начинаю лететь только вперед, словно хочу долететь куда-то и убедиться, что мир везде так же прекрасен. Несусь вперед, а кажется, что лечу по невидимой спирали. Вот уже леса сменяются степями, подо мной проплывают горы, лечу над морем и вижу острова, пальмы, становится жарко, и снова холодно, когда внизу начинают звездочками искриться островки айсбергов. Лечу все быстрее и быстрее, чтобы ощутить невидимую траекторию движения. При этом все чаще ловлю себя на мысли, что всякое движение вперед на самом деле иное повторение уже пройденного, а весь мой путь представляет собой лишь скольжение по замкнутой спирали, которая вдобавок вращается вокруг собственной оси. Тогда решаю лететь все выше и выше. И вот, когда земля делается абсолютно неразличимой, а вокруг лишь мерцают звезды в бездонной тьме, начинаю различать, что рядом кто-то движется. Один, второй, третий... Хочется разглядеть лица этих людей, узнать, куда и зачем они летят. Но движутся они по непостижимой траектории, отчего нет возможности встретиться. Наконец понимаю, что амплитуда наших колебаний различается. Мы никак не можем пересечься, хотя вращаемся в едином круге. Будучи абсолютно свободным в выборе скорости и направления движения, долго не могу подстроиться в ритм движения парящих рядом со мною людей. Наконец после долгих усилий, это получается, и с изумлением обнаруживаю, что вблизи летит моя жена. Кричу ей, но она или не слышит, или не обращает на меня внимания. Тогда пытаюсь приблизиться к другому летящему рядом. Это моя мать. Она улыбается и машет мне рукой. Машу ей в ответ, стараясь подлететь к следующему парящему вблизи меня. Да ведь это Вольдемар! У него серьезный вид. Как только приближаюсь, он старается отдалиться от меня. Не настаиваю, понимая, что все мы движемся в одном направлении. Отец, дочь, второй и третий муж моей матери, тетя Лиля, дядя Сережа, сестра с племянником и своим сожителем, все, с кем когда-то встречался, -- мы летим вместе, подчиняясь единой силе, направляющей наше движение. Мы словно связаны между собой невидимыми нитями, и потому каждый в ответе за всех. При этом каждый свободен и летит так, как ему хочется. Узнаю случайных знакомых, людей, которых видел только однажды, но которых почему-то запомнил. Чем дальше летим, тем больше людей обнаруживаю рядом. А это кто? Да ведь это тот самый, который вспомнил себя Христом, а рядом с ним... Нет, не может этого быть! Это Иисус?! Чуть поодаль парит Пилат, Володя, Каиафа, Вадим Михайлович, Варавва, Анна, Анна Михайловна... Все вместе мы летим вперед по неощутимой замкнутой спирали, и все возвращается, мы встречаем других людей, они узнают нас, и все повторяется, а мы летим и летим, устремляясь в бесконечность, словно смотрим в бездонные глаза. Добрый и понимающий, всепрощающий и сочувствующий, любящий и зовущий к себе взгляд втягивает меня в свои полные покоя глубины, и доверившись ему, ныряю в пронзительную голубизну таких знакомых глаз. Окунувшись в их ничем не смущаемый покой, вижу изменяющийся по ширине вход не для всех, куда неудержимо влечет меня желание возвратиться к земному. Невидимая сила выносит из пространства покоя сквозь узкое отверстие зрачка, и я выныриваю из глубинной тьмы на лазурную поверхность, обнаруживая, что это... искрящиеся вечной молодостью голубые глаза Г.Г., который с доброй и всепонимающей улыбкой смотрит на меня.
   -- Проснулись?
   -- Так это был сон?
   -- А где же еще можно так полетать, -- понимающе говорит Герман Геннадиевич.
   Вдруг грустная радость взрывной волной врывается в меня, и я начинаю плакать как маленький мальчик.
   "Сон, всего лишь сон. А ведь я был так счастлив, как никогда не был и, наверно, никогда уже не буду".
   -- Сегодня вы уезжаете, -- с грустью сказал Г. Г. -- Давайте прощаться.
   -- Как, уже?
   -- Да, пора возвращаться к обыденной жизни. Впрочем, теперь она для вас вряд ли будет такой же, какой была прежде.
   Дима уже привык к тому, что Г.Г. читает его мысли и угадывает чувства, однако в который раз наивно спросил:
   -- Откуда вы все знаете?
   -- Просто я вспомнил себя и узнал вас.
   Г.Г. опять по-детски улыбнулся и протянул Дмитрию свою книжицу.
   -- Это вам на память о нашей встрече. Только не воспринимайте все слишком всерьез.
   -- Большое спасибо, -- поблагодарил Дима. -- Вы даже не представляете, как я вам признателен.
   Сказав это, Дима почувствовал, как выступают слезы, а ком в горле не позволяет выразить то, что вовсе не требует слов, поскольку в глазах Г.Г. можно прочитать полное понимание всех переполнявших душу чувств. У Димы вновь возникло желание ощутить радость свободного парения посреди звезд.
   -- Прощайте.
   -- До свидания.
   Дмитрий молча оделся и, осторожно встав на костыли, вышел из палаты. Уже закрывая дверь, он не смог удержаться, чтобы не взглянуть последний раз в эти добрые и всепонимающие, наполненные мудростью и любовью глаза.
   -- Ну что, Крестовский, домой? -- спросила дежурная медсестра.
   -- Да, спасибо за все, -- ответил Дмитрий и неожиданно для себя вдруг добавил: -- В вашей больнице я провел лучшие дни своей жизни.
   -- Неужели? Не может быть!
   -- В это трудно поверить, но это так.
   -- Желаю вам поскорее отбросить костыли и вернуться к нормальной жизни.
   -- Спасибо, -- ответил Дмитрий и при этом отчетливо ощутил, что возврата к прежней жизни быть не может.
   Он вдруг вспомнил, что не попрощался с Марией.
   Дима взял книгу отзывов и стал писать то, что подсказывали ему чувства.
  
   Когда-нибудь, среди веков, я встречу вас, и полюблю
   Я вам спою, и вас добьюсь
   Но вы, увы
   Любя, отвергнете меня!
   Лет через сто, когда опять родимся мы, чтобы страдать
   Я встречу вас, и полюблю.
   Но вы, опять
   Меня не сможете понять!
   Вот так всегда, уж сотни лет скорбь от любви тая от всех,
   Живу один и, как всегда,
   Ищу Ее.
   Но нет любви взаимной на Земле!
  
   -- До свидания, -- сказал Дмитрий, закончив писать.
   -- Лучше прощайте, -- шутливо ответила медсестра.
   Но Дмитрий уже давно решил приехать в больницу, чтобы отблагодарить врачей и медсестер.
   Осторожно переступая на костылях, он вышел из больницы. У подъезда ждала машина "скорой помощи", возможно, та самая, на которой его привезли в больницу. Дмитрий открыл дверцу и осторожно уселся на сиденье.
   Впереди были два часа пути. Дмитрий стал смотреть из окна автомобиля на здание больницы, в которой провел три с половиной месяца, а ему казалось, он прожил в больнице целую жизнь.
   Как только красное здание больницы скрылось из виду, тотчас проблемы повседневного существования вновь начали стучаться, требуя внимания.
   "На этот раз спасен, -- подумал Дмитрий. -- Но что будет со мной завтра, если я не использую подаренный мне шанс? Как жить одному, где взять денег, куда устроиться на работу?"
   Беспокойные мысли, словно осы, желающие возвратиться в свое гнездо, начали проникать в сознание. Но Дмитрий чувствовал, что он уже не тот, что прежде. Он не стал бороться с назойливыми вопросами, а дал им возможность пролететь сквозь него, не привлекая запахом суеты. Вопрос "как жить дальше?" уже не означал решения бытовых и производственных проблем. Ощущение покоя, проникшее однажды, теперь гасило суетные устремления, помогая чувствовать главное. Дмитрия не покидала необъяснимая уверенность в том, что все будет хорошо, непременно хорошо, если только покой всегда будет присутствовать в нем. Но чувствовать теперь было мало. Нужно было действовать.
   Машина остановилась. Дмитрий посмотрел в окно и узнал то самое место, где недавно перешел свой невидимый рубикон. Неожиданно Дмитрий спросил себя: а стал бы он сейчас переходить дорогу, как сделал это три месяца назад, но уже зная, что его ждет, выбрал бы те страдания, которые пришлось ему перенести в больнице, или же поехал к теплому морю?
   "Да. Ради того, что удалось пережить и понять, я бы отказался от отдыха на море и вновь бы вышел на дорогу навстречу своей судьбе".
   Дмитрий ни о чем не сожалел, скорее напротив; придерживая в руках костыли, он чувствовал себя как никогда свободным и счастливым. Ведь каждый человек мечтает о второй жизни -- той, которую он смог бы прожить иначе, уже набело, учтя все прошлые ошибки. Однако удается начать новую жизнь не каждому. А все потому, что не хватает сил расстаться со старыми привычками. Но несмотря ни на что мы страстно желаем новой жизни, хотя бы для того, чтобы, будучи не обременены узами прошлого, жить так, как нам очень хочется, но не удается из-за собственной лени и груза совершенных ошибок.
   Дмитрий чувствовал, что у него ничего нет, кроме веры, которая заставляет жить. А вера эта была весь он. Произошедшее изменило Дмитрия до неузнаваемости, перевернув прежние представления о жизни и освободив жизнь духа от жизни тела. Уже не было желания бежать куда-то и делать что-то. В результате травмы Дмитрий утратил почти все связи, потерял все, что заставляло его вернуться к прежнему существованию. Теперь он был свободен от всех обязательств и мог начать новую жизнь. Он был свободен жить, как он чувствовал и верил. И не было ничего, что заставляло пребывать в этом мире, кроме желания проверить -- действительно ли Бог существует и Бог есть Любовь, реально ли все то, о чем Дмитрий узнал и что пережил, хотя бы даже и во сне.
   "Мне ничего не нужно, и я готов ко всему! У меня нет того, что связывало бы с прошлой жизнью: нет работы, нет долгов, нет семьи, нет дома. Но у меня есть все! Есть дочь. Есть цель. Есть даже немного денег. Но главное, есть опыт пережитого. Я располагаю всем необходимым, чтобы начать новую жизнь и прожить ее так, как бы я этого хотел, -- без оглядки и без желаний. Грешно желать большего. Мне подарено самое дорогое, о чем можно только мечтать, -- новая жизнь!"
   Он чувствовал, словно обязан кому-то за свое чудесное спасение, за радость жить и наслаждаться восходом солнца, пением птиц, грозовым дождем и вальсированием осенних листьев, поскрипыванием снега под ногами, купанием в прозрачной воде, рождением младенца и уходом в мир иной.
   Но кому?
   Каждый раз, когда Дмитрий искал, на что или на кого можно было бы опереться, и уже готов был поставить точку в затянувшейся драме под названием "жизнь", она, эта точка, неожиданно превращалась в опору. Вставая на нее, можно было не только удержаться от падения, но и различить в перспективе другую точку опоры. Таким образом Дмитрий шел все дальше и дальше, неслышно уходя за горизонт. Потому, возможно, среди прочих знаков препинания он предпочитал многоточие. Ведь оно всегда оставляло надежду, никогда не позволяя остановиться окончательно.
   После перенесенных страданий только интерес к тому, во что Дмитрий верил, заставлял его жить и подталкивал к действию. Было любопытно узнать: в действительности ли все так на самом деле, как он чувствует, а также -- реально ли произошедшее с ним во сне и наяву, или все только игра воображения? Никто не мог дать ответа на эти вопросы, кроме самой жизни. Но какой будет эта жизнь, зависело от веры в истинность прочувствованного за последние три месяца.
   "Однако, что же конкретно делать?" -- в очередной раз спросил себя Дмитрий и сразу услышал:
   ...опиши все это...
   "А почему бы и в самом деле не поэкспериментировать и не превратить свою жизнь в проверку того, о чем я узнал за время пребывания в больнице? Попробовать жить по заповедям, побеждать зло добром и любить врага своего. Если в действительности все окажется так, как я это прочувствовал, то тогда, возможно, стоит поделиться своим опытом и написать обо всем. Ведь убеждает не конечный результат, а тот путь во всех подробностях, который проходит каждый, прежде чем поймет, чт? есть Истина. Быть может, для кого-то мой опыт даже окажется полезным".
   Впрочем, ничего другого более интересного Дмитрий не имел, терять ему было нечего, а потому он решил, что пока смерть на время разжала свои тиски, он попробует несмотря ни на что жить любовью.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

  
  
   Все истины давно открыты. Зачем же вновь и вновь пишут о них? В чем смысл этого бесконечного повторения, если все уже давным-давно найдено и сказано? Быть может, смысл в том, чтобы искать и открывать заново, чтобы кто-то брал на себя ответственность и смелость произнести истину, исходя из своего личного опыта, а значит, по-новому?
   Не прав будет тот, кто скажет, что все описанное здесь выдумка. Нет, не все, а точнее, очень мало пришлось додумать; и то лишь для того, чтобы связать в единое целое все кажущиеся случайными встречи и мысли, поступки и чувства. И когда стало ясно, что в нашей жизни нет ничего случайного, что все происходящее с нами есть наша судьба, что существует связь с другими судьбами в пространстве и во времени, тогда-то и возникла идея данного
[ 1 ... 90 91 92 93 94 95 96 ]
предыдущая
следующая

[ на главную  |   скачать полный текст  |   послать свой текст ]